Николай Тальберг - Исторія Русской Церкви

Церковный судъ до этого времени вызывалъ много нареканій. Основывался онъ на постановленіяхъ Стоглаваго собора — на началахъ совершенной самостоятельности церковнаго вѣдомства въ государствѣ и независимости его отъ общаго государственнаго суда не только по духовнымъ, но и по мірскимъ дѣламъ, за исключеніемъ лишь тяжкихъ уголовныхъ. Такимъ же особнякомъ среди государства стояли и вотчинныя владѣнія Церкви, пользовавшіяся разными привиллегіями въ отношеніи государственныхъ сборовъ и повинностей. Владѣнія эти составляли по величинѣ почти треть всей государственной земли. Въ судебномъ вѣдомствѣ Церкви господствовало, кромѣ того, чрезвычайное разнообразіе. Вызывалось оно разными жалованными и несудимыми граматами. Даже въ патріаршей епархіи послѣ граматы 1625 г. оставалось еще много разнообразія вслѣдствіе несудимыхъ граматъ, которыя раздавались монастырямъ уже самимъ патріархомъ. Еще болѣе разнообразія было по епархіямъ. Общимъ правиломъ было то, чтобы всѣ подчинялись суду своего архіерея по духовнымъ дѣламъ. По гражданскимъ же дѣламъ одни монастыри и церкви въ епархіяхъ тянули къ патріарху или къ приказу большого двора, и притомъ по всѣмъ дѣламъ или только по нѣкоторымъ. Другіе судились своими настоятелями, а настоятели въ приказѣ большого двора или у патріарха. Третьи обращались къ суду чужихъ епархіальныхъ архіереевъ. Четвертые были приписаны къ другимъ привилегированнымъ монастырямъ, иногда даже чужихъ епархій. Пятые подчинялись мѣстнымъ гражданскимъ властямъ. Сами архіереи иногда производили судъ лично, иногда черезъ своихъ чиновниковъ; предоставляли даже монастырямъ и церквамъ право самосуда. Такое же разнообразіе было въ судѣ надъ церковными вотчинами. Со всѣхъ сторонъ шли жалобы по этому поводу.

Не менѣе жалобъ со стороны земскихъ людей и предметомъ заботъ для правительства были церковныя вотчины, которыя несмотря на всѣ распоряженія, все еще продолжали увеличиваться. Тяглые люди жаловались, что монастыри завладѣли тяглыми землями, угодьями и промыслами, а тягла (подати) съ нихъ не платили, и весь платежъ падалъ на нихъ — тяглыхъ людей. Служилые люди жаловались, что монастыри сманиваютъ къ себѣ ихъ крестьянъ и отъ того помѣстья ихъ пустуютъ и служить имъ государевой службы не съ чего. Всѣ эти жалобы и вызвали, выше приведенное, постановленіе “Соборнаго Уложенія” 1649 года. “Органомъ такого государственнаго суда надъ церковнымъ вѣдомствомъ сдѣланъ былъ монастырскій приказъ, выдѣленный, какъ особое учрежденіе, изъ приказа большого дворца.” — пишетъ Знаменскій. “Въ немъ указано было давать судъ по всякимъ гражданскимъ искамъ на всѣхъ іерарховъ, монастырскихъ властей, поповъ, церковный причтъ и на всѣхъ вообще церковныхъ людей и крестьянъ, и по такимъ же искамъ ихъ самихъ на другихъ и даже между собою, другъ на друга. Такимъ образомъ предъ судомъ приказа уравнены были и власти, подчинявшіяся доселѣ въ гражданскихъ дѣлахъ лишь непосредственному суду самого государя, или приказа большого дворца, какъ органа собственной власти государя, считавшія боярскій судъ униженіемъ для себя, и ихъ люди, судившіеся прежде у нихъ самихъ”. Кромѣ того рядъ дѣлъ, касавшихся духовенства, попалъ и въ другіе приказы, а также къ мѣстнымъ воеводамъ. Вмѣсто церковнаго гражданскаго суда, надъ церковными людьми явился судъ общій, государственный. Кромѣ судныхъ дѣлъ, къ вѣдомству монастырскаго приказа отнесены были, принадлежавшія раньше приказу большого дворца, распоряженія о государственныхъ сборахъ съ церковныхъ вотчинъ, о составленіи описей церковныхъ имуществъ и разныя полицейскія распоряженія по церковному вѣдомству.

“Духовенство было очень недовольно новымъ учрежденіемъ, тѣмъ болѣе что, по недостаточной опредѣленности новыхъ законовъ и неясности въ разграниченіи церковнаго и гражданскаго вѣдомствъ, между послѣдними тотчасъ начались недоразумѣнія, вторженія одного въ область другого и даже прямыя злоупотребленія. Приказъ вступался иногда и въ чисто церковныя дѣла, наприм. присвоилъ себѣ право назначать въ монастырскія вотчины священниковъ и причетниковъ, опредѣлять и отрѣшать монастырскихъ настоятелей, келарей и казначеевъ, позволялъ себѣ даже перерѣшать распоряженія епархіальныхъ властей. Со стороны духовенства начались попытки уклоненія отъ силы новыхъ узаконеній. Архіереи стали выпрашивать у царя граматы, освобождавшія духовенство ихъ епархій отъ всякаго суда, кромѣ архіерейскаго. Патріаршая область получила подтвержденіе своихъ прежнихъ привилегій еще при самомъ составленіи Уложенія, чѣмъ, вѣроятно, болѣе всего былъ успокоенъ патріархъ Іосифъ” (Знаменскій). Онъ не былъ достаточно вліятеленъ для того, чтобы отстаивать законныя права духовенства. Самымъ рѣшительнымъ противникомъ монастырскаго приказа, какъ и ряда постановленій Уложенія, былъ любимецъ царя, митрополитъ новгородскій Никонъ, будущій патріархъ.

Въ правленіе патр. Іосифа стали производиться въ широкихъ размѣрахъ исправленія церковныхъ книгъ. Тогда же въ Москвѣ создался кружокъ вліятельныхъ духовныхъ лицъ, стремившихся провести исправленія. Объ этомъ будетъ сказано дальше. Нынѣ же отмѣтимъ только, что патр. Іосифъ, принималъ нѣкоторыя мѣры для продвиженія этого вопроса, но по складу своему не былъ подготовленъ для крупныхъ мѣропріятій, плылъ болѣе по теченію, подъ конецъ же предоставилъ развитіе этого дѣла новгородскому владыкѣ Никону.

Ко времени патр. Іосифа относится устройство благочестивымъ и образованнымъ бояриномъ Ѳедоромъ Ртищевымъ подъ Москвой Андреевскаго мон., ставшаго зародышемъ будущей духовной академіи. Братію его составили 30 иноковъ, привезенныхъ Ртищевымъ изъ Малороссіи для перевода богослужебныхъ книгъ. Въ патріаршество Іосифа дѣлами въ церковномъ управленіи и судѣ заправляли московскіе протопопы благовѣщенскій Стефанъ Вонифатьевъ и казанскій Иванъ Нероновъ.

При патріархѣ Іосифѣ перенесены были въ 1652 г. въ Успенскій соборъ гробы патріарховъ Іова изъ Старицкаго мон. и Гермогена изъ Чудова мон., а также рѣшено перенести гробъ митрополита Филиппа изъ Соловецкаго мон. Въ томъ же году скончался патр. Іосифъ, испросившій себѣ у царя мѣсто погребенія въ ногахъ святителя Іоны.

Глубоко церковный и вѣрующій, царь Алексѣй Михайловичъ, такъ описывалъ въ письмѣ къ митр. Никону свое послѣднее посѣщеніе патр. Іосифа. Святитель, превозмогая себя, вышелъ къ государю, не сразу даже узнавъ его. “И посидя немного”, писалъ царь, “я всталъ и его поднялъ, итакъ почало его знобить, не могъ и Достойно проговорить. Славу проговорилъ съ отпускомъ насилу; да почелъ ко мнѣ прощеніе говорить, что говорятъ въ среду на страстной, и я ему отвѣщалъ по уставу, да самъ почелъ прощеніе къ нему творить, да поклонился въ землю ему, а онъ малой поклонъ сотворилъ да благословилъ меня, да велѣлъ себя весть провожать меня, а ноги те волочитъ на злую силу; и я сталъ, и училъ его ворочать: “воротися, государь, ей пуще тебѣ будетъ”; я онъ мнѣ жалуетъ говоритъ: “ину су я тебя и въ другоредь благословляю”; и я молвилъ: “пожалуй же государь, великій святитель, благослови и третицею”, и онъ пожаловалъ и въ третій благословилъ, да какъ благословитъ и руку даетъ цѣловать и въ херувимъ; и я благословясь да поклонился въ землю ему и поцѣловалъ въ ногу и онъ, смотря на меня благословляетъ и прощаетъ”. Патріархъ на слѣдующій день умеръ. Вѣсть объ этомъ получилъ царь въ Великій Четвергъ за литургіей. “... А въ ту пору ударили въ царь-колоколъ трикраты”, писалъ государь митр. Никону, “и на насъ такой страхъ и ужасъ нашелъ, едва пѣть стали и то съ слезами, а въ соборѣ пѣвчіе и власти всѣ со страху и ужаса ноги подломились, потому что кто преставился, да къ какимъ днямъ великимъ кого мы грѣшные отбыли; яко овцы безъ пастуха не вѣдаютъ гдѣ дѣться, такъ то мы нынѣ грѣшные не вѣдаемъ, гдѣ главы преклонити, понеже прежняго отца и пастыря отстали, а новаго не имѣемъ”.