Юлий Циркин - От Ханаана до Карфагена

Именно сидонцы одержали победу в «потешном» морском бою, устроенном Ксерксом накануне похода в Грецию (Her. VII, 44). Перечисляя командиров различных эскадр в персидском флоте, Геродот (VII, 98) начинает с сидонца Тетрамнеста, называя уже затем тирийца Сирома (явно Хирама) и арвадца Мербала. Когда Мардоний по поручению Ксеркса перед сражением при Саламине спрашивал совета, начинать ли это сражение, опрос он начал опять же с царя Сидона (Her. VIII, 68). Характерен эпизод, произошедший несколько раньше, когда Дарий послал греческого врача Демокеда на разведку к берегам Эллады. Именно в Сидоне был снаряжен корабль, на котором Демокед со своими спутниками отправился в Грецию, а затем в Италию (Her. III, 136). Видимо, в это время уже Сидон становится главным пунктом связи Востока с западными странами. Это произошло еще до завоевания Дарием Самоса (ср.: Her. III, 139), т. е. до 517 г. до н. э. (Дандамаев, 1985, 108), и говорит о том, что переход первенства в западных контактах от Тира к Сидону произошел довольно быстро.

Диодор (XVI, 41, 4) пишет, что Сидон выделялся среди других финикийских городов своим изобилием и что его жители, занимаясь торговлей, приобрели огромные богатства. Эти сведения относятся к середине IV в. до н. э. Но уже в конце VI в. до н. э. сидонские цари приступили к грандиозной перестройке храма Эшмуна вблизи города, что требовало огромных средств. Храм был построен в первой половине века по месопотамскому образцу, но теперь стал перестраиваться по персидской модели (Les Pheniciens, 1997, 177). Едва ли это предприятие было вызвано религиозными нуждами, оно явно было политическим актом: сидонский царь подчеркивал свою преданность персидскому суверену. Позже, когда финикийские города стали чеканить свою монету, только на сидонских изображался персидский царь (Harden, 1980, 158; Betylon, 1980, 5–6, 137), что подчеркивало особое положение Сидона. Персидские цари тоже выделяли Сидон. Около этого города находился царский «парадис», в котором персидский царь отдыхал (Diod. XVI, 41, 5). Такие «парадисы» были обычно парками с фруктовыми деревьями и вообще всем, что считалось лучшим из растущего на земле, и служили резиденциями персидских царей (Дандамаев, Луконин, 1980, 154). В самом городе имели свою резиденцию персидские сатрапы и полководцы (Diod. XVI, 41, 2), и Диодор этим объясняет особую тяжесть персидского ига, падающую на сидонцев. По-видимому, город был обязан содержать высших персидских чиновников во время их пребывания там. Возможно, остатком резиденции сатрапов являются фрагменты колонны в ахеменидском стиле, найденные в Сидоне (Les Pheniciens, 1997, 177). Едва ли это означает, что Сидон являлся центром сатрапии Заречья. Такой центр, вероятнее, находился на территории, непосредственно подчиненной персидскому царю. Скорее всего, это был Дамаск, о котором Страбон (XVI, 2, 20) говорит, что он был самым славным городом Сирии во времена персидского владычества. Недаром, как пишет Арриан (Anab. II, 11, 9–100), именно в Дамаск после битвы при Иссе и сам персидский царь, и многие персы отправили свое имущество (Eph‘al, 1988, 154–155). Однако и Сидон явно играл значительную роль в управлении сатрапией. Диодор отличает сатрапов от полководцев. Это полностью соответствует административной реформе Дария, который отделил гражданское управление от военного командования. Позже в руках сатрапа все чаще сосредотачивались и военные функции (Дандамаев, Луконин, 1980, 113). Поэтому возможно, что сведения Диодора восходят к сравнительно ранним временам, хотя, конечно, не исключено, что в Заречье разделение функций сохранялось и в середине IV в. до н. э., о чем и писал Диодор.

Несомненно, значительную роль в это время играл и Арвад. К сожалению, сведения о нем крайне скудны. Но все же известно, что арвадский флот активно участвовал в походе Ксеркса на Грецию, и Геродот (VII, 98) называет арвадца Мербала, сына Агбала, на третьем месте после руководителей сидонской и тирской эскадр. Как и Сидон и Тир, Арвад в IV в. до н. э. чеканил монету. Однако ее стандарт отличался от стандарта других финикийских городов: он был персидским (или вавилонским), что, может быть, отражает какие-то более тесные связи этого города с внутренними районами Персидской Державы (Betylon, 1980, 78). Это не мешало Арваду поддерживать отношения и с греками, свидетельством чему являются глиняные антропоидные саркофаги, найденные в некрополе Арвада, в которых ясно ощущается греческое влияние. Их изготовление начинается на рубеже VI–V вв. до н. э. (Lembke, 1998, 119–120). Хотя арвадские некрополи персидского времени были разрушены, все же по их остаткам можно судить о значительном богатстве города и его жителей. В частности, найдена фамильная гробница какого-то арвадского купца с дромосом и девятью погребальными камерами, в которых и найдены упомянутые саркофаги (Lembke, 1998, 119).

Среди командиров эскадр Геродот не упоминает предводителя библского флота, и это несмотря на то, что каждый приморский город должен был выставлять корабли во флот персидского царя. Видимо, значение Библа в первой половине V в. до н. э. было невелико, и он, может быть, даже не имел флота (Elayi, 1990, 80). Между тем в поэтической части пророчества Иезекиила о Тире (27, 9), принадлежавшей самому пророку, говорится о старцах и знатоках Библа, которые чинили тирские пробоины. Вероятно, в начале VI в. до н. э. библские мастера, занимавшиеся судами, были еще довольно известны, а это бессмысленно при отсутствии собственных кораблей. Военный корабль изображается на библских монетах в конце V в. до н. э. (Hill, 1910, LXV). Обширное строительство, предпринятое в Библе в персидскую эпоху, свидетельствует об экономическом благополучии города (Les Pheniciens, 1997, 174). Можно предположить, что в бурный период крушения Ассирии и борьбы за власть в Передней Азии роль Библа резко уменьшилась и он, пожалуй, даже лишился своего флота. В более спокойное время персидского владычества началось возрождение Библа, и снова появился библский флот (Elayi, 1990, 80). И все же вернуть себе ту роль, какую он играл во II тысячелетии до н. э., Библ уже не мог. Характерно, что в перипле Псевдо-Скилака он совсем не упоминается.

Возникает вопрос: ограничивалось ли число финикийских городов-государств четырьмя — Тиром, Сидоном, Библом и Арвадом. Никакое другое государство не упоминается ни в эпиграфике, ни в нумизматике этого времени. Правда, известно, что древний Цумур был в персидское время довольно значительным торговым центром, чьи связи распространялись, с одной стороны, вдоль всего восточного побережья Средиземного моря, а с другой — вплоть до Южной Испании (Baurain, Bonnet, 1992, 92). Но возможно, что в это время Цумур принадлежал Арваду, и широта его торговых контактов отражает широту арвадской торговли.

В амарнскую эпоху, как говорилось выше, значительную роль играл Верит. И в IV в. до н. э. Псевдо-Скилак (104) упоминает Верит, говоря о нем как о городе и гавани. В эллинистическое время этот город будет чеканить свою монету (Hill, 1910, XLVI–XLVII). Раскопки показали, что в персидский период территория города расширилась, выйдя за пределы прежних городских стен; в городе найдены жилой и ремесленный кварталы, сам город приобрел регулярную планировку с улицами, пересекающимися под прямым углом (Sader, 1997, 401–402). Все это свидетельствует о росте и относительном благополучии Берита, и, хотя нет прямых доказательств, можно предполагать, что Верит и в I тысячелетии до н. э., по крайней мере под властью персидских царей, составлял отдельное царство.