Юлий Циркин - От Ханаана до Карфагена

Греко-персидские войны нанесли тяжелый урон финикийцам. Уже говорилось об их тяжелых материальных и демографических потерях. Судя по находкам керамики, в 480–450 гг. до н. э. резко падает объем греко-финикийской торговли (Colombier, 1987, 247), что явно отражает общий упадок коммерческой деятельности финикийцев. Едва ли это было результатом сознательной политики персидских царей. Раскопки показывают, что даже в период обострения персидско-египетских отношений египетские предметы присутствуют в Финикии. Дело скорее в обстановке общей нестабильности, которая существовала в то время на востоке Средиземноморья. Заключение мира в 449 г. до н. э. позволило финикийцам возобновить их контакты с греческим миром, что можно рассматривать как общее восстановление финикийской экономики. Это восстановление происходит на новом, качественно отличном, этапе. Финикийские города чеканили свои монеты. Хотя персидские цари начали чеканить свои монеты еще в последней четверти VI в. до н. э., денежная система в Ахеменидской Персии оставалась не очень развитой. Деньги шли в основном на плату наемным воинам и чиновникам. Характерно, что уже после появления собственной монеты финикийцы, торгуя в Вавилонии, использовали не монеты, а серебряные слитки (Дандамаев, Луконин, 1980, 202–213). Чеканка монеты и вообще использование золота и серебра находились под строгим контролем персидского царя (Дандамаев, Луконин, 1980, 211), что вынуждало финикийцев часто пользоваться греческими монетами; Но все же финикийские города получили право серебряной чеканки. Первым на этот путь вступил Сидон, начавший выпускать свою монету около 450 г. до н. э. (Betylon, 1980, 3). К этому времени право выпуска серебряных монет имели уже некоторые сатрапы, как например, сатрап Египта Арианд, казненный, по словам Геродота (IV, 166), Дарием за излишнюю чистоту его монеты. Дарование такого права сидонскому царю как бы ставило его на один уровень с царскими наместниками, что было известной привилегией. Приблизительно через пятнадцать лет примеру Сидона последовал Тир, а вслед за ним Арвад и Библ (Betylon, 1980, 39, 78, 111; Puech, 1991, 296). Видимо, и им персидский царь был вынужден предоставить это право. Финикийцы не ограничились выпуском относительно больших номиналов. Они стали выпускать серебряные монеты весом до 0,1 и даже 0,05 г. Такие монеты было просто невозможно использовать из-за их малой величины, и финикийцы скоро перешли к чеканке бронзовых монет такой же небольшой стоимости, но более крупных, тяжелых и более удобных в обращении (Elayi, 1985, 1–4). Появление мелкой монеты свидетельствует о широком использовании чеканных денег в качестве всеобщего эквивалента. Финикийская экономика становится не только товарной, но и товарно-денежной.

Эти изменения в экономике все более втягивают Финикию в политические дела Средиземноморья. В конце V в. до н. э. от персидской власти освобождается Египет, что изменяет политическую ситуацию. Отныне пройдет несколько десятилетий под знаменем неоднократных попыток персов вернуть Египет и восстановить его былое владычество в Передней Азии. Положение осложняется политикой греческих городов, а также событиями на Кипре. Тириец Абдемон захватил кипрский Саламин, изгнал тамошнего правителя грека Эвагора и захватил власть, опираясь на персов (Diod., XIV, 98, 1). Было ли это самовольным делом некоего авантюриста или результатом целенаправленной политики тирского правительства, сказать трудно. Исократ (Evag., 26) говорит об Абдемоне (не называя его по имени) как об одном из могущественнейших людей, и создается впечатление, что он еще до захвата власти был членом саламинской элиты. Но это не означает отсутствие его связей с тирским правительством. То, что позже вернувший себе власть Эвагор захватил Тир, говорит скорее о связи Абдемона с правящими кругами Тира. Видимо, захватом Саламина тирийцы пытались укрепиться на восточном побережье Кипра и, опираясь на этот город, вернуть себе первенство на Средиземном море, утраченное сто лет назад. Возможно, что тирийцы стремились и предохранить себя от реальной или возможной конкуренции Саламина. По словам Исократа (Evag., 47), финикийцы, господствовавшие в Саламине, не допускали туда греков, в то время как город не занимался ни ремеслом, ни торговлей. Это — несомненное преувеличение, но оно может отражать наличие определенной политики, направленной на ограничение ремесла и торговых связей с Грецией, что, несомненно, было выгодно финикийцам. Если такой план и существовал, он не удался. Эвагор вернул себе власть над Саламином, а затем уже начал подчинять и другие города Кипра. Хотя Абдемон, как подчеркивает Диодор, был другом персов, персидский царь Артаксеркс II не вмешивался в события на острове. В это время различные персидские наместники не раз воевали друг с другом без всякого вмешательства центральной власти, и царь явно рассматривал действия Эвагора в том же плане. Более того, именно по совету Эвагора он дал афинянину Конону финикийские триеры для войны со Спартой, которая в то время была враждебна и Персии (Isocr. Evag., 56; Paus., I, 3, 2). Эту эскадру возглавил сидонский царь (Diod., XIV, 79, 8).

Однако скоро саламинский царь стал слишком могущественным и был готов подчинить себе весь остров, что вызвало тревогу Артаксеркса. Жители финикийских городов Кипра, в том числе Кития, отказались подчиниться Эвагору и обратились за помощью к персидскому царю, что стало для последнего хорошим поводом к вмешательству. По его приказу была собрана армия для вторжения на остров, а приморские города он обязал снарядить корабли (Diod. XIV, 98). Историк не уточняет, о каких городах идет речь, но совершенно ясно, что среди них были и финикийские. Эвагор, в свою очередь, вступил в союз с египетским фараоном Ахорисом, с помощью которого он создал довольно значительную армию и флот (Diod., XV, 2, 2). Ахорис, видимо, сам вторгся в Азию. Надписи этого фараона, найденные в Акко и Сидоне, свидетельствуют о подчинении ему этих городов (Eph'al, 1988, 145). Эвагор же, видимо, еще до заключения этого союза подчинил себе Тир, который поставил двадцать кораблей в его флот, и некоторые другие города Финикии (Diod., XV, 2, 3). Что это были за города, Диодор не говорит. Но судя по тому, что корабли для флота Эвагора поставил только Тир, вероятнее всего, это были города, подчиненные Тиру. Исократ (Evag., 62) подчеркивает, что Эвагор захватил Тир силой. И это вполне вписывается в противостояние Саламина и Тира, одним из эпизодов которого могла быть «тирания» Абдемона, а другим — штурм и захват Тира Эвагором. Эвагор чеканил собственные монеты с легендой «Царь Эвагор», причем монеты эти были золотые, какие до сих пор выпускать мог только царь Персии, что, разумеется, было вызовом и демонстрацией своей полной независимости (Дандамаев, 1985, 238). Это, однако, не помешало Тиру выпускать собственные монеты, хотя, возможно, с этими событиями связано начало чеканки третьей серии тирских монет (Betylon, 1980, 44). Подчинив себе Тир, Эвагор не лишил его автономии, сохранив за ним тот же статус, который он имел, находясь под властью персидского царя. Когда в 385 г. до н. э. персидский командующий Тирибаз после победы над Эвагором предложил ему мир, он потребовал не только подчинения персидскому царю и уплаты ежегодной подати, но и отказа от всех городов Кипра, кроме самого Саламина (Diod., XV, 8, 2). Несколько позже именно на этих условиях Эвагор был вынужден подчиниться (Diod., XV, 9, 2). Ни в требованиях Тирибаза, ни в условиях заключенного мира не говорилось ни о Тире, ни о других финикийских городах. Вероятно, такое требование было уже неактуально. Можно думать, что персы снова подчинили себе Тир еще до высадки своей армии на Кипр и морского сражения, в котором Эвагор был разбит. Была восстановлена персидская власть также в Сидоне и Акко (Eph'al, 1988, 145).