Иван Лучицкий - Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Он может и совершенно вправе низложить его, даже убить [1167] Ibid. Различие делается между тираном, который был прежде законным государем, и тираном-узурпатором. Первый может быть казней по решению представителей, второго может убить всякий. , призвать для своей защиты иностранцев и вместе с ними бороться против тирана и его клевретов [1168] Vindiciae contra tyrannos. Qu. IV. P. 206–207: «An jure possint et debeant vicini principes auxilium ferre aliorum principium subditis, religionis jurae causa afflictis, aut manifesta tyrannide oppressa». .

Таковы были те в высшей степени радикальные воззрения на власть и на отношения к ней подданных, которые провозглашали открыто гугеноты. Но то не были прогрессивные воззрения, то не были, как обыкновенно думают, мнения, на которых было построено здание европейского радикализма. Либеральные по своей форме, они были в высшей степени ретроградны во своей сущности: они исходили от лиц, заинтересованных в восстановлении того старого и уже отживающего строя, который такою страшною тяжестью лежал на народе и были простыми аргументами в пользу восстания этого строя. Даже более. Они служили защитою, были писаны в видах поддержки требований не всех сословий, а лишь одной знати, причем, в силу необходимости, и только одной необходимости, делались уступки в пользу буржуазии. Одно сличение содержания этих брошюр с тем, что было писано, не говорю уже деятелями Лиги, а даже умеренными католиками, показывает ясно, в чем заключалась суть всего дела. Достаточно для этой цели раскрыть сочинение Ле Бретона ( Le Breton ): « Remonstrance aux trios estats de la France, et à tous les peuples chrestiens, pour la deliverance du pauvre et des orphelins », чтобы убедиться, какого рода тенденции преобладали в среде кальвинистской партии. И Лебретон, как и кальвинисты нападают на состояние жалкое страны, ставят его в вину короля, но в то время, когда Лебретон единственное средство спасения находит в перенесении верховной власти в среду городов, у кальвинистов при самом тщательном исследовании нельзя найти и тени чего-нибудь, похожего на предлагаемое католиками господство городов. «Так как, — говорит он, — нет в государстве власти, которая заправляла бы делами, то города должны взять это на себя, так как им одним лучше всего известно, как важно соблюдение правосудия в стране… Необходимо, чтобы мэры, эшевены и городские нотабли получили полнейшую власть в городах, как для созвания Генеральных штатов, так и для управления… Далее, необходимо, чтобы все замки и крепости, которые находятся или в самых городах или вокруг городов и которые принадлежат государству, были переданы в руки эшевенов [1169] Leber С. De l’état réel de la presse et des pamphlets… P. 69: «C’est aux villes principalllement d’embrasser ceste affaire, lesquelles sçavent assez combien c’est chose importante en toute respublique d’y faire observer la justice… Il faudra que les maires, eschevins et notables bourgeois…, ayent toute l’autorité et puissance en leurs villes, tant à l’effet de la convocation des Estats, qu’à l’action des personnes… Il faut, de plus, que tous chasteaux et forteresses qui sont ès villes ou environ d’icelles, et qui appartiennent à la couronne, soient mis en la puissance d’iceux eschevins». . Дворянство допускалось лишь как союзник, как помощь в борьбе с властью, но если кто-либо из знати не отвечал на призыв городов, он должен быть признан бунтовщиком и ему не должно ни в каком случае давать пощады» [1170] Ibid. P. 71: «Que la noblesse aussi… y soit employée, avec les toquesins de paroisses, et qu’il ne soit prins aucuns à merey ni rançon de tous ceux qui, après l’advertissement et sommation qui leur sera faicte, voudront ester opi-niastres et rebelles». . Защищали ли что-либо подобное гугеноты? Старались ли они и в своих брошюрах, и в своей деятельности достигнуть той же цели, дать демократии городов, народу перевес в государстве? Всякий, даже поверхностно знакомый с политической литературой кальвинистов, должен дать отрицательный ответ.

В самом деле, во имя чего ратовали публицисты кальвинистской партии, на каких данных опирались в своих выводах, какой идеал правления выставляли наилучшим для благосостояния общества?

Эти вопросы редко прилагались к политическим теориям кальвинизма, и оттого представление о них было по большей части крайне ошибочным. Не демократический строй, не равенство сословий защищали они. Они не были также, как думает Мишле, предшественниками деятелей 89 года: их идеал находился не в будущем, а в том прошедшем, когда существовал феодальный строй, когда свобода и господство знати служили основным началом жизни. Правда, публицисты эти говорили много и хорошо о «народе», но под этими словами они понимали не массу, не всех, а часть народа, высшее сословие. Его права и были для них важны, — об остальном они не заботились.

В своих выводах гугеноты опирались на Библию и на примеры, представляемые историею Франции и других средневековых государств. Когда они доказывали, что народ выше и могущественнее короля, что он избирает его, то имели ввиду примеры такого избрания в истории своей родины. «Разве франки, — говорили они, — не сажали на щит своих королей? Разве Гуго Капет по наследству получил корону? А в Польше, Испании и других государствах разве не магнаты, как и во Франции, всегда избирали своего короля?» [1171] Vindiciae contra tyrannos. P. 71 ff., 75–76 ff.: «Reges Franciae, Hispaniae, Angliae et caeteri, ab ordinibus Regni, Patribus, Patriciis, Magnatibus, qui universitatem Populi repraesentant, inaugurari soient, et quasi in Regni possessionem mitti: non secus ac Imperatores Germaniae ab Electoribus, et Reges Poloniae a Vayvodis seu Palatinis, ubi jus suum election integrum obtinet». Cp.: Hotoman F. Francogallia // Mémoires de l'estât. T. II.

Далее. Государь, по учению гугенотов, не имеет права ни издавать законов, ни самовольно налагать податей, или распоряжаться землями фиска. Почему? Потому что так было прежде, когда народ сам назначал налоги, составлял законы [1172] Ibid. P. 127 ff. . Когда галльские короли желали одарить церковь, у кого, как не у знати, испрашивали они разрешения распоряжаться государственною собственностью? [1173] Ibid. P. 136 ff.: «Si quam Ecclesiam prisci Galliae reges dotare vellent…optimatum consensum adhibere tenerentur».

Народ в силу договора разрешает королю управлять собою: со всеми королями Франции поступали так. Они должны были давать клятву в ненарушимости народных прав [1174] Ibid. P. 112. Cp.: Droit des magistrats // Mémoires de l’estât. T. II. P. 493, 505–507. . Теперь, в XVI в., король нарушил договор с подданными, нарушил их права. Вследствие этого должно взяться за оружие, необходимо противодействовать его стремлениям «обратить дворян в чернь» [1175] Réponse à la question s’il est leisible // Mémoires de l’estât. T. III. P. 323 b. . Какое же основание для борьбы? Потому что так поступали французы в прежние времена, потому что они, несмотря на свое уважение к особе короля, восставали с оружие в руках для спасения страны, для сохранения общественного блага [1176] Ibid. P. 328 b. .

Но оппозиционная деятельность народа ограничивалась в феодальную эпоху главным образом одною знатью, — гугеноты в своих памфлетах на нее-то именно и указывают. Если борьба признавалась ими законною, то лишь в том случае, когда ее вела знать. Под народом они разумели не всю массу жителей известной страны, а лишь избранных лучших людей. «Когда мы говорим обо всем народе, — так высказывается замечательнейший из публицистов партии, — то понимаем по этим словом не весь народ, а лишь его представителей: герцогов, принцев, оптиматов и вообще всех деятелей на государственном поприще» [1177] Vindiciae contra tyrannos. P. 43 ff.: «Cum de universo populo loquimur, intelligimus eos, qui a populo authoritatem acceperunt, magistratus nempe, rege inferiors a Populo delectos, aut alia ralione conslitutos… Ejus generis sunt principes, Pares, Patricii, Optimates etc.» Cp.: Hotoman F. Francogallia Dialogue de l’authorité des princes // Mémoires de l’estât. T. III. P. 66 ff. Представители нации — «autheurs des princes». . А такого рода мнений держался не один только Губер Ланге, а все без исключения гугеноты.