Наталья Пушкарева - Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.)

Обычные епитимейники суммировали все вышеприведенные размышления простым вопросом: «не мучивал ли ею напрасно, а не по закону», а женам задавался вопрос «не помыслила ли зло на мужа?» или «не укорила ли мужа своего?». [242]Другой епитимейник (от 1789 г.) воспроизводил обычные положения, цитированные выше, и резюмировал специально для жен: «Аще жена от своего мужа бегает, ненавидяще мужска совокупления нехощет ходити так, анафема ей; Жена аще нспокорястся мужеви своему, и вволе его не пребывает якоже Апостол глаголет, мужу глава есть Христос, а жене глава есть муж ея, аще не послушает его анафема таковый; И паки глаголет апостол якоже глава есть Христос церкви, тако есть глава жене муж ея, и неповинующися ему Далиде, Иезавели причастницы будут ащели муж буяв будет, или развращен разумом, и совет его недостаточен, аще же жена есть мудра и разумна, данепослу- шает всегда на всяко слово мужа своего, но есть егда и послушает паки муж жены своея» [243]

Итак, епитимейники дифференцировали провинности мужа и жены сообразно их роли и позиции в рамках семьи. Муж не выполнял свои обязанности в том случае, если обращался с женой как с рабыней, а не как с другом, не любил, без вины бесчестил и бил се только из ненависти, а не ради любовного исправления. То есть православная церковь вполне санкционировала физические методы исправления, полагаясь па «любовь» исправляющего, что не должно было причинить тяжких физических увечий. Впрочем, остается вопрос: за какие «вины» можно «исправлять»? «Вины» жен выглядят следующим образом: если бегает от мужа, не желает с ним иметь сексуальные отношения, не желает ему подчиняться и не подчиняется. Основным конфликтом, таким образом, является конфликт властных отношений, где мужчина признается главой жены по аналогии Христа и его церкви; иерархия, которую трудно оспаривать среди верующих. И все же власть мужа не должна быть деспотической (здесь отголоски современной политической теории особенно заметны), ибо жена вправе не слушаться мужа своего, если он неразумен, поспешен в своих решениях, просто глуп или имеет «развращенный» ум, в этом случае муж должен слушаться разумной и мудрой жены. В политической терминологии того времени в этом случае жена должна иметь право на «восстание», то есть сопротивляться неадекватной воле мужа.

Брачно-семейное право XVIII в. хотя и включало в себя светскую и канонические традиции, развивалось достаточно логично в направлении, с одной стороны, упорядочения брачно-семейных отношений с формально-юридической точки зрения, а с другой, укрепления брачно- семейного союза, что выразилось в развитии идеи супружества как таинства, однако, вопреки мнению Грегори Фриза, основанного на изначальном договоре. [244]Здесь, на наш взгляд, необходимо разделять духовную традицию отношения к браку как тайному союзу двух душ, созданному на небесах (таинству), и светскую интерпретацию брака как социально- экономического союза, основанного на взаимных обязанностях и правах. Светская традиция была более устойчивой: успешность союза материального казалась более очевидной но сравнению с таинством личного счастья. Такое дуалистическое понимание супружества выражалось в признании государством «таинства» брака и церковной юрисдикции по брачно-семейным делам и в необходимости церкви и церковных судов иметь дело с системой имущественных отношений, учитывать экономические интересы семьи, отсылать решения данных вопросов в светский суд. Таким образом, личные отношения супругов регулировались церковным правом, а имущественные — светским. Тем не менее на протяжении XVIII в. государство постепенно начинало обращать все больше и больше внимания на ссмыо, способы ее укрепления и регулирования, что особенно заметно во второй половине века в связи с заботами о «размножении народа».

Вплоть до петровской церковной реформы личные отношения супругов регулировались правилами святых отец и святых апостол, прежде всего в области поводов к разводу, где действовал метод от противного.

Однако и в светском законодательстве присутствуют положения, регулировавшие отношения супругов. [245]«Несогласная» жизнь супругов могла стать как поводом к разводу и раздельному проживанию супругов, гак и содержанием иска с просьбой об исправлении мужа. Поскольку официальная церковная доктрина признавала за мужем право поучать и исправлять свою жену (и других домашних), физическое воздействие на жену признавалось возможным, однако пределы этого воздействия сильно ограничивались. В частности, злоумышление или посягательство на жизнь супруга, а также недонесение о ведомом посягательстве признавались Кормчей основанием для развода, что подтверждалось резолюциями Синода. В Кормчей данное положение содержится в Градских законах и в Законе судном царя Константина, то есть в памятниках византийского светского права. Так, Градской закон (грань 13, гл. 7, 11) гласит, что брак может быть распущен, «аще киим любо образом, или зелием, или инсм чим жена на живот моужа своего совсщаст, или иных сие товарищих сведущи, моужу своему неявит», а также «аще киим любо образом, моуж совсщает на живот жены свося или иных совещающих ведыи, не явит жене, ни по законом отмстит ся». [246]Закон судный царя Константина (гл. 32) хотя и признает нерасторжимость брака («яжс Бог сочета, человек да не разлчает»), кроме как по прелюбодеянию, причем только женщины («разве словесе прелюбодейна»), тем менее расширяет список причин к разводу, указывая «но зане от неприязни ненавидснис впадает, меж мужем и женой клевет деля <...> их же ради разлучается муж от жены свося за каковый грех», в частности, если жена покусится па жизнь мужа и не сообщит ему о готовящемся покушении со стороны мру| ич liii i i. ни Iг)мм ни, uMii.iMi (xuin, пилимо, текст предполагает ту же причину и ммн |).1 шученнн i мужем, правда прописано очень неясно), что нгрноО и тайной причиной разлучения с мужем является заражение прока mil oi мужа.4'’

Упнйство же супруга наказывалось по уголовному светскому законодательству. Бпрочсм, Соборное уложение, основной свод русского права в действии практически до публикации Свода законов, по-разному подходил к убийству мужем жены и женой мужа. Мужеубийство было выделено в отдельный состав (гл. XXII, ст. 14): за убийство или отравление мужа жену полагалось «живу оконати в землю» и держать до той поры, пока умрет, без всякого прощения. [247]Наказание это подтверждалось указом 11 мая 1663 г., а также Новоуказными статьями 1669 г. [248]Однако, по мнению историков, это наказание на практике чаще заменялось пострижением в монастырь, причем по инициативе духовных властей. [249]Так, в 1677 г. по челобитной архимандрита Рождественского монастыря Варнавы с братиею и игумена Спаса Золотовортского монастыря с братиею, игуменьи Успенского девичья монастыря Маремьям- ны с сестрами и ключаря Успенского Богородицкого собора с братиею (Владимирский уезд) крестьянка Фстинья (жонка Фетюшка), отсекшая своему мужу косою голову и окопанная за это в земле уже сутки, была освобождена и отдана на постриг в Успенский девичий монастырь. [250]В 1682 г. за комплекс преступлений (отрава мужа и постороннего человека, блудное воровство, побег из тюрьмы) две женки (ямская) Маринка и (стрелецкая) Дашка после трех дней окопания на сей раз по указу царя отправлены на пострижение и под крепкий начал в Тихвинский монастырь. [251]В конечном итоге данное наказание было заменено указом 19 марта 1689 г. на отсечение головы. [252]Совершенно очевидно, что мужеубийство и особенно отравление рассматривалось как квалифицированное предумышленное убийство, по сравнению с наказаниями за обычные предумышленные убийства (простое «казнить смертью», как в пункте 19 той же XXII гл.). Судебная же практика показывала, что закапывание в землю использовалось как своего рода мучительное и позорящее наказание, вслед за которым следовало сохранение жизни и пострижение в монастырь.