Мира Радоевич - Сербия в Великой войне 1914 – 1918 гг

В месяцы мира снова стала активизироваться политическая жизнь, сконцентрированная в Нише как в военной столице [281]. Иностранные послы тогда в своих донесениях отмечали, что в Сербии политикой «интересуются все», она охватывает все слои общества. В политических верхах страны, несмотря на довоенную острую критику, адресовавшуюся оппозицией властям, наступило своеобразное политическое примирение. Правительство имело сильную поддержку в войсках. Конфликт радикалов со сторонниками организации «Черная рука» временно был заморожен, хотя ни одна из сторон не отказывалась от позиций, которые обеспечивали влияние на предстоящие события. В сознании сторонников социалистического движения вступали в противоречие принципы и реальность. Сербские социалисты, хотя и были противниками войны, считая ее империалистическим столкновением, однако в обороне страны участвовали, таким образом, как говорил их вождь Димитрий Туцович, отстаивая «свободу своего народа, а не уничтожение свободы других» [282].

Внешнеполитическое положение Сербии становилось все хуже. Изнуренная сражениями, которые пришлось вести в 1914 году, страна оказалась на распятии между агрессивными врагами и эгоистичными союзниками.

Столкнувшись в 1915 году с неблагоприятными обстоятельствами на больших фронтах, союзники усилили старания склонить на свою сторону нейтральные страны, особенно Италию и Болгарию. Преследуя свои интересы, они за новые военные союзные отношения были готовы «заплатить», уступая области, в которых жили югославянские народы, и территориями самой Сербии. Соседей Сербии, в частности Болгарию, нужно было за возможное присоединение к силам Антанты наградить расширением границ.

Сербское правительство, сопротивляясь этому, положиться могло на все свои общественные, политические и военные структуры, представители которых были убеждены, что Сербия станет Пьемонтом будущего объединения всех земель, где проживает сербский народ и его «югославянские братья». Доминировали представления о Сербии как о защитнице всего сербского и югославянских народов, а также и убеждение, что все усилия имеют смысл, если в конце войны будет создано большое государство. Не соглашаясь с тем, чтобы только Сербия несла территориальные потери, таким образом становясь объектом союзнической политики территориальных уступок, государственные верхи защищались оправданием, что на изменение границ необходимо согласие большой Народной скупщины, которую невозможно созвать в условиях войны. Ключевая политическая причина такой реакции на давление союзников — позиция: сербский народ не готов отдать территории, за которые всего лишь какой-то год назад шел на гибель. Сербские политики, с национальной точки зрения, подчеркивали, что территории, которых союзники требовали, населены преимущественно сербским народом. К тому же, природные богатства Македонии и ее стратегическое положение на моравско-вардарском направлении являлись не менее важными причинами для того, чтобы противостоять давлению. Кроме того, обстоятельства, при которых требовались уступки, создавали нравственные ограничения. Никола Пашич считал, что сильное и большое сербское государство, являющееся фактором, который препятствует расширению германского влияния на Балканах, отвечает также интересам сил Антанты. В то же время напряженность, имеющаяся после балканских войн в отношениях балканских государств, не давала возможности союзникам эти эти балканские государства привлечь на свою сторону. Возродить в каком-то виде Балканский союз и таким образом сделать свое влияние на Балканах доминантным. Сербия, хотя декларативно и поддерживала возрождение Балканского союза, понимала, что такое решение неминуемо навяжет территориальные уступки. Несмотря на все это, приняв Нишскую декларацию, она сделала определенный выбор в пользу югославянской программы [283].

Свое видение, как следует обустраивать балканское пространство, имелось у обоих противостоящих военных союзов. Члены Антанты приняли к сведению Нишскую декларацию, однако официально отношения к этому документу не высказали. Положения декларации затрагивали интересы Италии, которая всеми силами старалась оспорить права Сербии и в среде западных союзников посеять подозрения относительно «балканского славизма». Правительства Великобритании и Франции считали территориальные претензии итальянцев чрезмерными, но, в то же время, имели и большие надежды на включение Италии в войну. Россия же была обеспокоена итальянскими притязаниями на Балканах и политикой, которая ставила под вопрос имеющиеся планы создания славянской конфедерации на Балканах. Согласие Петрограда на активизацию переговоров с Италией последовало только после того, как британские власти подтвердили, что решение уступить Константинополь и проливы России остается в силе. Неохотно к этому договору присоединилась и Франция. Долгие переговоры членов Антанты с Италией завершились 26 апреля 1915 года подписанием тайного Лондонского договора. Италии были обещаны Тироль, Юлийская Крайна с Триестом, Горицей и Постойной, Истрия, Кварнерские острова, Северная Долмация до мыса Планка с Задаром и Шибеником и множеством адриатических островов. В Албании ей должны были достаться остров Сазани (Сасено) и порт Валона (Влёра). Лондонский договор, таким образом, угрожал интересам Сербии и осуществлению ее югославянской программы.

Сербия не была оповещена о начале переговоров и заключении Лондонского договора между союзными государствами и Италией. Скудная информация, которую получали ее дипломатические представители и югославяне из Австро-Венгрии, показывало, что дело касается важных решений, интернационализирующих югославянский вопрос [284].

Николу Пашича особенно беспокоили компенсации, которые союзники готовы были предоставить Италии и о которых велись разговоры в дипломатических кругах. В начале апреля 1915 года союзники предоставляли возможность Сербии договориться с Италией относительно спорных территорий, но она это отвергла, мотивируя тем, что не готова «торговать» своим народом. Воспринимая давление со стороны союзников как дело постыдное, в котором проявляется неуважение к жертвенно павшим сербам, Никола Пашич грозился, что Сербия, если будет нужно, противопоставится и «собственным союзникам». Из договора, который был готов к подписанию, в последний момент исключили пункт, согласно которому в итоге войны запрещалось объединение Сербии и Черногории, хотя этот процесс и не поддерживался. Договор разрешал в будущем сформировать расширенное сербское государство, в состав которого бы вошла Босния и Герцеговина и которое бы имело выход к морю, но без возможности его союза с Хорватией [285].