Александр Речкалов - Русь: путь к Украине. Украинские земли в составе Польши и Литвы. Книга 1

Однако обретение наместника с одновременным сохранением зависимости от Польского королевства не было истинной целью Ольшанской группировки. По прибытию в Вильно Казимир был постепенно изолирован от польского окружения. Утвердившаяся от имени Казимира в Раде панов группа Гаштольда терпеливо и последовательно шла к своей главной, но пока еще тайной цели — объявлению принца великим литовским князем. Самого будущего монарха достаточно быстро удалось убедить, что положение самостоятельного государя значительно лучше статуса наместника, после чего Рада панов решилась на самый важный шаг. Как пишет А. Нечволодов, «литовцы, которые хотели иметь не наместника, а своего венчанного великого князя, очень ловко обманули польских гостей. Они усердно их угостили на роскошном пиршестве и напоили всех допьяна, а на следующее утро, когда хмельные польские паны-сенаторы еще спали, они посадили Казимира на великокняжеский стол в соборе, надели на него шапку Гедимина, подали меч и покрыли великокняжеским покрывалом. Проведенным таким образом польским панам ничего больше не оставалось, как уехать домой. Юный же Казимир стал княжить, окруженный литовскими вельможами. О союзе с Польшей, а тем более о подчинении ей Литвы, не было и помину».

Так, ранним утром 29 июня 1440 г., в день святых апостолов Петра и Павла Казимир, как отмечают источники, был с честью посажен «на стольнечьном граде на Вилне и на Троцех и на всей земли Литовской и на Рускои». Как и в случае возведения на престол князя Свидригайло, никто не спрашивал позволения у Польши и не сверялся с договором об унии. По мнению Гудавичюса, «…это было не что иное, как самостоятельный государственный акт, возрождение неограниченного суверенитета Великого княжества Литовского». Однако представившимся шансом восстановить государственный суверенитет надо было еще умело распорядиться, ибо польские правящие круги не собирались признавать независимость Литвы. Но в данном случае судьба была на стороне литовцев: увязнувший в венгерских делах Владислав III не был склонен воевать с Литвой, отдавшей свой трон представителю польской ветви династии Гедиминовичей, да к тому же еще и его родному брату. Поэтому некоторое давление со стороны Польши несомненно последовало, но это не была открытая война, как во времена князя Свидригайло. «Тайная операция» сторонников Иоанна Гаштольда по обретению для своей страны нового государя завершилась полной победой.

Определилась судьба и двух незадачливых претендентов на титул великого князя литовского. Как пишет Н. Яковенко, князь Казимир, а точнее, его опекуны во главе с Гаштольдом, ради восстановления внутреннего мира признали за Свидригайло номинальный пожизненный статус великого князя с уделом в Луцкой земле, занимавшей в то время большую часть Волыни (неформально к Луцку тяготело еще и восточное Подолье с городами Винницей и Брацлавом). Все последующие годы до своей смерти утомленный годами, поражениями и неудачами князь Свидригайло жил в Луцке, в окружении своих слуг-русинов и занимал положение, схожее со статусом устраненных Витовтом в 1390-х гг. удельных князей. Умер он 10 февраля 1432 г. в Луцком замке, одна из башен которого до сих пор носит имя Свидригайло. Тело старого князя перевезли в Вильно и похоронили в усыпальнице великих литовских князей — в подземном склепе Виленского кафедрального собора, рядом с ненавистными соперниками Витовтом и Сигизмундом Кейстутовичами.

Дальнейшая жизнь Михаила Сигизмундовича сложилась не столь благополучно как у Свидригайло. Признав власть великого князя Казимира, он рассчитывал получить вотчинное владение своего деда Кейстута — Тракайское княжество. Однако Рада панов воспрепятствовала такому решению. Энергичный князь Михаил, которому в ту пору было около сорока лет, в отличие от престарелого Свидригайло представлял реальную угрозу для новой власти, и передавать ему один из столичных уделов было крайне опасно. Не получив на родине то, на что он рассчитывал, Михаил вместе с 500-ми всадниками покинул Великое княжество Литовское и нашел приют в Мазовии, откуда была родом его жена. Точная дата смерти Михаила неизвестна, но историки предполагают, что свой жизненный путь князь завершил раньше, чем его одряхлевший соперник — ориентировочно до 1452 г.

Несомненно, передача Луцкой земли князю Свидригайло примирила население Волыни с центральной властью. Также дальновидно новые правители Великого княжества поступили и в отношении Киева, до конца боровшегося вместе с Луцком за независимое от Вильно положение. Отобранная когда-то Витовтом у князя Владимира Ольгердовича Киевская земля была возвращена его сыну Александру, при этом Киеву, как и Луцку, был возвращен прежний статус удельного княжества. Князь Александр Владимирович, более известный в историографии под именем Олелько, ранее владел унаследованным от отца Копыльским княжеством. Являясь видным представителем православной партии, в событиях 1432–1436 гг. он был на стороне князя Свидригайло, но сведения о его жизни в тот период несколько разнятся. Одни авторы сообщают, что Олелько на протяжении всей войны и до 1440 г. включительно находился в заключении в Керново, другие пишут, что Сигизмунд отправил его в заточение только после Вилькомирской битвы.

Вокняжение Олелько в Киеве вызвало одобрение горожан, радовавшихся как восстановлению «старых, добрых» порядков, так и появлению «своего» князя. Одновременно передача Киевского княжества наследнику князя Владимира явилась крупной уступкой «старой» аристократии. Как сообщает В. Антонович, еще после смерти Витовта многие князья предлагали избрать Олелько великим князем литовским, поскольку он происходил из одной из старших линий Ольгердовичей, и по своей родовитости мог оспаривать династические права на престол у потомков Владислава-Ягайло. Но сомнений в лояльности Александра Владимировича центральному правительству и князю Казимиру, видимо, не было, поскольку новый киевский князь примыкал к Ольшанской группировке. По свидетельству современников, сам князь Александр отличался выдающимся умом, стойкостью и храбростью, пользовался всеобщим уважением, а потому его назначение в Киев стало удачным разрешением очень многих проблем. Князья же Гольшанские после появления в древней столице Руси князя Олелько с политической сцены Киевской земли сошли.

Смоленское восстание было подавлено, князь Юрий бежал в Великий Новгород, но, в конце концов, ему было возвращено Мстиславское княжество. А великий литовский князь Казимир еще раз подтвердил старинные права и привилегии Смоленской земли, как, впрочем, и других земель Руси: Киевской, Волынской, Подольской, Полоцкой и Витебской. Великая смута 1430-х гг. в Великом княжестве Литовском была окончательно преодолена, и на русинских землях наступило долгожданное умиротворение. Как отмечает в этой связи Н. Яковенко, «после возобновления удельного статуса Волыни и Киевской земли здешняя знать словно самоустраняется от участия в политической жизни Великого княжества Литовского, вплоть до конца XV ст. не занимая высоких правительственных должностей и не делая карьеру в столичном Вильно. Очевидно, именно тогда утверждается и взгляд из столицы на владения Свидригайло и Олельковичей как, собственно, экстерриториальные, о чем выразительно свидетельствует их полуофициальное название — «земли далекие»… Жизнь словно замкнулась на внутренних интересах Киевской и Волынской земель, сосредоточившись вокруг особы собственного правителя-князя. Можно допустить, что не последнюю роль в этом играл и конфессиональный барьер, поскольку Католическая Церковь в середине — второй половине XV ст. окончательно утвердилась в качестве официальной опоры великокняжеского двора и центральной власти». Именно поэтому, добавляет Яковенко, недолгое правление Свидригайло стало для Волыни периодом кристаллизации тех традиций общественного бытия, которые заложили основания политического регионализма местной элиты на длительные времена.