Михаил Супотницкий - Очерки истории чумы. Книга II. Чума бактериологического периода [без иллюстраций]

12 ноября, когда еще не было закончено исследование этого случая, в госпитале № 393 умер от неизвестной болезни солдат Трапезундской телеграфной роты Ткаченко, поступивший с сильно повышенной температурой и с жалобой на боль в паху.

13 ноября произведено только наружное исследование трупа, причем обнаружен правосторонний бедренный бубон величиной с голубиное яйцо, окруженный геморрагически инфильтрированной клетчаткой. Бубон вырезали и взяли для исследования.

При микроскопическом исследовании мазков из содержимого бубона обнаружено огромное количество биполярных чумных микробов. В гот же день в кожу живота морской свинки была втерта эмульсия, приготовленная из тканей этого бубона. На 8 день свинка погибла. При ее вскрытии, как и в предыдущем случае, обнаружен незначительный инфильтрат подкожной клетчатки на месте втирания; правая паховая железа была увеличена до размера крупной горошины, полнокровна, пронизана мелкими фокусами омертвения и окружена сильно отечной клетчаткой; левая паховая железа с горошину величиной, сильно гипе-ремирована и «сочна». Окружающая клетчатка также пропитана кровью. Селезенка увеличена и на поверхности ее видны мелкие сероватые узелки. В мазках из бубонов и селезенки содержалось большое количество биполярных коккобацилл. Посевы из крови дали чистую культуру, по характеру роста на агаре и в бульоне, а также по морфологическим свойствам идентичную с чумным микробом. Вслед за этим были обнаружены несколько случаев бубонной чумы среди больных в других госпиталях, появились новые случаи чумы в разных войсковых частях Тра-пезундского гарнизона.

Развитие эпидемии.В действительности заболевания чумой начались значительно раньше, но оставались нераспознанными. Об этом свидетельствует тот факт, что задолго до обнаружения первых больных чумой многими врачами отмечались случаи так называемых «идиопати-ческих бубонов». Общее количество таких заболеваний не было подсчитано, но было известно, что некоторые оканчивались смертью. И.И. Широкогоров (1925), описавший эту эпидемию, лично обнаружил несколько таких больных при осмотрах военных госпиталей. Один из них найден им в хирургическом госпитале Красного Креста. Это дало Широкогорову полное право утверждать, что под диагнозом «идиопа-тический бубон» в госпиталях гарнизона лечили бубонную чуму.

Иван Иванович Широкогоров (1869–1946).

Советский патологоанатом и эпидемиолог, действительный член АМН СССР. Окончил медицинский факультет Юрьевского университета в 1901 г., работал у В.А. Афанасьева. В 1903 г. Широкогоров работал и Вирховском музее, в 1908 г. у Мечникова в Париже, а в 1913 г. в Раковом институте в Лондоне. С 1918 г. профессор гистологии и патологической анатомии Закавказского университета. С 1919–1930 гг. заведовал кафедрой патологической анатомии Азербайджанского университета; 1930–1946 г. заведующий той же кафедрой Азербайджанского медицинского института. Им написано свыше 120 научных работ, большинство которых касается краевой патологии (малярии, чумы, проказы, лейшманиоза, лихорадки паппатачи, пеллагры). Широкогоров впервые доложил о митохондриях в нервных клетках на Международном медицинском конгрессе в Лондоне. Во время Русско-японский войны участвовал в борьбе с эпидемиями тифа в Уссурийском крае, Корее и Маньчжурии. В годы Первой мировой войны руководил Обществом Красного Креста.

Таких больных нашли и в других лечебных учреждениях гарнизона. Начавшаяся после совещания медицинских специалистов тщательная перепроверка диагноза так называемых «идиопатических бубонов», обнаружила среди них случаи настоящей бубонной чумы, из которых некоторые были подтверждены бактериологически. И.И. Широкогоров (1925) указывал, что при всей краткости большинства историй болезни всегда упоминается о сильнейшей головной боли и виде больного, напоминающем пьяного. Последний, по его мнению, является «одним из тех резко выраженных признаков чумы, который нельзя не отметить даже при поверхностном наблюдении больного: вид больного действительно предоставляет огромное сходство с состоянием алкогольного опьянения».

У Широкогорова не осталось никакого сомнения в том, что чума появилась в сентябре, но благодаря малой заразительности и легкой форме, в которой проявлялась болезнь, она осталась незамеченной.

Больные чумой были обнаружены в разных воинских частях, расположенных в Трапезунде, и только в двух случаях они доставлены из частей, стоявших вне Трапезунда. Среди гражданского турецкого населения выявлен всего лишь один больной, проживавший в деревне, находящейся в 90 верстах на восток от Трапезунда. Не исключена возможность того, что население скрывало такие случаи, опасаясь погромов, которые в это время часто вспыхивали в Трапезунде по самым бессмысленным поводам. В воинских частях распространение чумы ограничивалось единичными случаями, и лишь в некоторых частях их было несколько, самое большее — четыре случая. Между заболеваниями наблюдались довольно длинные промежутки (наименьший — неделя), что позволило И.И. Широкогорову исключить наличие между ними связи, т. е. непосредственной передачи чумы от больного человека.

Чумы не только не было в других портах Черного моря, с которыми Трапезунд стоял в оживленном сообщении: Батум, Сочи, Туапсе, Новороссийск, Севастополь, Одесса и др., но и в самом Трапезунде она быстро прекратилась. В конце января 1918 г. приказом главнокомандующего Кавказской армией Трапезунд и все Черноморское побережье объявлены благополучными по чуме.

Всего в чумный лазарет на «Белой Вилле» отправлено 25 человек, к которым надо прибавить двух больных чумой, своевременно не распознанных. Еще два случая обнаружены бактериологическим методом уже после смерти больных в 458 и 393 госпиталях. 7 больных погибли. Действительное количество заболевших чумой было гораздо больше.

Таким образом, подтвержденных бактериологическим методом случаев чумы в Трапезунде было около 30. Небольшой процент смертности (около 25 %) дал Широкогорову основание отнести эпидемию к так называемой «малой чуме».

Клиника чумы.Почти все зарегистрированные случаи чумы относились к бубонной форме, исключая одного заболевшего, у которого преобладали явления со стороны кожи. Инкубационный период болезни находился в пределах 2–5 дней. У большинства заболевших отмечалось внезапное начало без всяких предвестников. Затем происходило быстрое нарастание температуры, иногда весьма значительное. Широко-горовым наблюдался случай подъема температуры до 41,8 °C, в большинстве же случаев 39–40 °C, нередко с потрясающим ознобом. Головная, иногда чрезвычайно сильная боль и головокружение, отмечались почти всеми без исключения больными. Нередко была рвота. В это время больной напоминал пьяного. Некоторые больные жаловались на боль во всем теле, иногда в пояснице. Бывало носовое кровотечение. В нескольких случаях наблюдались явления расстройства желудочно-кишечного тракта: жидкий стул, у всех резко обложенный язык. Почти у всех больных наблюдалось воспаление конъюнктивы. Со стороны нервной системы отмечался бред с неудержимым стремлением бежать, при этом требовались большие усилия, чтобы удержать больного в постели. Часто возникало расстройство речи, иногда в виде очень стойкой афазии. Бубоны почти во всех случаях находились в паховой области, поражались преимущественно железы Скарповского треугольника, но были случаи подмышечных и шейных бубонов. Величина опухоли различна, причем тяжесть клинических явлений не соответствовала степени лимфатических узлов; иногда при тяжелой клинической картине железы были увеличены незначительно и наоборот. Нередко раньше, чем обозначится опухоль в паху, отмечалась сильная болезненность при пальпации, ходьбе и в стоячем положении.