Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Дополнительный авторитет суждениям Тацита в наших глазах придаёт его успешная служебная карьера, [100] О ней см.: Syme R. Tacitus. Vol. I. P. 63–72; Vol. II. P. 621f; Кнабе Г. С. Корнелий Тацит. С. 64–67. в ходе которой он получил возможность непосредственно ознакомиться с государственным механизмом Римской империи. Корнелий Тацит с полным основанием противопоставлял себя тем кабинетным исследователям, которые имели порой лишь самые общие представления относительно повседневной политической и административной практики, и, тем не менее, брались описывать деяния римского народа (Histor., I, 1).

Что касается присущих римскому историку психологических особенностей, то, каковы бы они ни были, очень сомнительно, чтобы данное обстоятельство фатальным образом повлияло на его объективность. Разумеется, на творчестве Корнелия Тацита не могло не сказаться полученное им риторическое образование, однако весьма примечательно в этой связи, что Плиний Младший, являвшийся, наряду с Тацитом, одним из первых ораторов своего времени, строго разграничивает искусство красноречия ( eloquentia ) и труд историка ( historia ) (Plin. Sec. Epist., V, 8, 8-11). Мнение Плиния, безусловно, можно рассматривать в данном случае как мнение того круга интеллигентных и образованных римлян, к которому принадлежал и Тацит. Весьма вероятно поэтому, что друг Плиния не только прекрасно понимал разницу между ораторским искусством и историей (в одном случае требуется красота и убедительность речи, в другом — истина), но и руководствовался этим представлением, работая над "Историей" и "Анналами". [101] Гревс. И. М. Тацит. С. 176.

События собственной жизни историка всегда оказывают значительное влияние на его творчество. Не был исключением и Тацит. Современник Домициана, одного из самых жестоких принцепсов, он был свидетелем многочисленных проявлений императорского деспотизма, который ненавидел, и этот личный опыт, безусловно, повлиял на его позицию в "Анналах". [102] Marsh F. B. The Reign of Tiberius. P. 1–15; Smith Ch. E. Tiberius and the Roman Empire. P. 1–12, 162–163; Walker B. The Annals of Tacitus. A Study in the writing of history. P. 162; Mendell Cl. W. Tacitus. P. 68–69; Klingner F. Tacitus und die Geschichtsschreiber des ersten Jh. N. Chr. // Museum Helveticum. Bd. XV, 1958. S. 194–206; Rogers R. S. A Group of Domitian's treason trials. P. 19–31; Грант М. Двенадцать Цезарей. С. 103. Но ведь историк и не может быть абсолютно свободен от субъективизма в своих оценках, и в случае с Тацитом, как, впрочем, и в любом другом, можно констатировать лишь степень его объективности или необъективности. Других источников, способных опровергнуть созданную Тацитом картину правления принцепсов из династии Юлиев-Клавдиев, у нас нет, и, следовательно, нет, и не может быть оснований считать, что эти и другие параллели не имели под собой реальной почвы.

Это утверждение справедливо в том числе и в отношении принципата Тиберия, так как "Римская история" Веллея Патеркула, во-первых, никак не освещает "постсеяновский" период его правления, с которым преимущественно и связаны негативные оценки Тацита. [103] Немировский А. И. Три малых римских историка. С. 248. Во-вторых, произведение Веллея, в части, касающейся Тиберия, носит панегирический характер, [104] Syme R. M. Vinicius (cos. 19 B. C.) // Danubian Papers. Bucarest, 1971. P. 32–33. и, следовательно, трудно ожидать от него исторической объективности. И, наконец, в-третьих, сообщение Веллея слишком кратко, количество сообщаемых им фактических данных ничтожно в сравнении с богатством их у Тацита. Связного и хронологически последовательного рассказа о событиях он, по существу, не даёт. Что касается писателей-провинциалов, Страбона и Филона, то эти авторы, по-видимому, не располагавшие полной и достоверной информацией о событиях в сердце империи, Риме, взирают на преемника Августа со своей "провинциальной" колокольни. Имя Тиберия несколько раз упоминает Плиний Старший (Hist. Nat., XXXIV, 62; XXXV, 28, 70, 131; XXXVI, 55, 195, 197), но ценной исторической информации в его кратких сообщениях не много.

Кроме того, характеристика, которую получает в сочинениях Тацита императорский режим в лице своих главных представителей, принцепсов, далеко не столь однозначна, как может показаться на первый взгляд. В самом деле, резкие выпады, расточаемые Тацитом по адресу тех или иных императоров, а также их приближённых, не мешают ему видеть положительные стороны принципата как системы. Жизненная необходимость сильной авторитарной власти для поддержания порядка и стабильности в огромной империи была доказана всем предшествующим ходом развития римского государства, и Тацит осознал и признал этот бесспорный факт (Tac. Histor., I, 1, 16; De orat., 41). Рисуя образы преемников Августа преимущественно в чёрных тонах, Тацит упоминает и о положительных моментах в их деятельности, и хотя общая картина производит на читателя, скорее, отрицательное впечатление, принципат в его трудах представлен далеко не в столь однозначном освещении, как пытались и пытаются утверждать критики Тацита.

Чтобы наши утверждения не показались голословными, приведём несколько примеров подобных оценок. Больше всего их в "тибериевых" книгах "Анналов". Так, в частности, историк хвалит Тиберия за своевременную помощь, оказанную императором азиатским городам, пострадавшим от землетрясения в 17 г. (Tac. Ann., II, 47). [105] В честь этого события была отчеканена серия серебряных монет (сестерциев), реверс которых был украшен изображением Тиберия, восседающего на sella curulis и надписью: "CIVITATIBVS ASIAE RESTITVTIS" (BMC. Emp., I, 70ff; RIC., I, 19; MIR., II, 19). В следующей главе (ibidem, II, 48) Тацит отмечает благородную щедрость, проявленную принцепсом в отношении частных лиц, а также стремление Тиберия поддерживать моральный облик сенаторов на должном уровне. В другом месте он ставит Тиберия в том, что касается благородного отношения к противнику, вровень с древними полководцами Римской республики (ibidem, II, 88). С похвалой отзывается Тацит и о мерах, принятых императором для смягчения закона Папия-Поппея ( lex Papia Poppaea ) в 20 г. (ibidem, III, 28). Из одной брошенной как бы вскользь фразы (ibidem, III, 56), по-видимому, следует, что Тиберий, по крайней мере, в начале 20-ых гг., принимал определённые меры для борьбы с охватившей римское общество доносительной горячкой и даже добился на этом поприще некоторых успехов.

Ещё более показательно в этом плане начало IV книги "Анналов", где Тацит в сжатой форме даёт общую характеристику деятельности преемника Августа в первые девять лет его правления, отмечая стремление принцепса привлекать сенат к управлению государством и готовность соблюдать принятый политический этикет, продуманную до мельчайших деталей кадровую политику Тиберия, заботу о провинциях и строгий надзор за исполнением законов (ibidem, IV, 6).

Таким образом, римский историк, фактически, признаёт тот факт, что в течение почти целого десятилетия позитивные моменты в государственной деятельности Тиберия явно преобладали. И хотя несколькими строками ниже наш автор утверждает, что после смерти Друза (23 г.) всё и в государстве, и в семье принцепса пошло по другому (ibidem, IV, 7), он тут же, словно оговорившись, отмечает, что Тиберий занимался государственными делами в это время как никогда усердно (ibidem, IV, 15). И наконец, заключительные строки VI книги "Анналов", являющиеся своеобразным "некрологом" преемнику Августа, показывают, что Корнелию Тациту, до известной степени, было доступно понимание сложности и противоречивости характера его героя (ibidem, VI, 51).