Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Прямо противоположный образ преемника Августа был создан Корнелием Тацитом и примыкающей к нему традицией. Автор "Анналов", безусловно, основного источника, повествующего о событиях правления Тиберия, жил во второй половине I — начале II вв. н. э. Расцвет его литературной деятельности приходится на принципат первых Антонинов: Нервы, Траяна и первые годы Адриана. От описываемых событий его, таким образом, отделяют более 75 лет. [68] Работа над "тибериевыми" книгами "Анналов" была закончена Тацитом приблизительно к 114 /115 г. (Кнабе Г.С. Корнелий Тацит. М., 1981. С. 172). Большая временная дистанция, по мнению самого Корнелия Тацита, позволила ему писать историю преемников Августа "без гнева и пристрастия" (Tac. Ann., I, 1).

Однако крайне нелицеприятная характеристика, которую Тиберий получил в "Анналах", послужила историкам Нового времени прекрасным поводом, чтобы усомниться в верности Тацита им же декларируемому творческому принципу (Tac. Histor., I, 1). [69] Общая тенденция современной историографии заключается в том, чтобы реабилитировать Тиберия как политика и государственного деятеля. По этому поводу см.: Downey G. "Tiberiana". S. 121ff. Обзор важнейших проблем, связанных с характеристикой Тиберия у Тацита, и основной литературы вопроса смотрите во введении к немецкому переводу "Анналов" Э. Кёстерманна: Cornelius Tacitus. Annalen. Bd. I. Heidelberg, 1963. S. 8-22. Еще в 70-ые годы XIX столетия Т. Моммзен дал римскому историку чрезвычайно резкую оценку, указав на различные манипуляции, которые он проделывал с материалом, иногда сознательно искажая истинную картину ради литературного или психологического эффекта. [70] Mommsen Th. Cornelius Tacitus und Cluvius Rufus // Hermes. Bd. IV, 1870. S. 295–325. Точка зрения, что, описывая правление Тиберия, Корнелий Тацит не проявил должной объективности, не теряет своей популярности и в наши дни. [71] Hanslik R. Tiberius // Kleine Pauli. Bd. V, 1975. Sp. 813–818.

На страницах "Анналов" император предстает перед нами как личность исключительная по своей жестокости и порочности: Тацит приписывает преемнику Августа такие черты, как лицемерие, притворство, жестокость, мстительность, надменность, подозрительность, корыстолюбие и жажду власти (Ann., I, 4, 7, 10–13, 72, 81; II, 42; III, 3, 15; IV, 20, 29, 52; VI, 19, 51). Своим принципатом Тиберий более всего обязан судьбе, убравшей с его дороги всех других кандидатов на роль преемника Августа, а также интригам Ливии (ibidem, I, 3).

Тацит крайне негативно оценивает итоги развития системы принципата при Тиберии. Сформировавшийся за годы долго правления его предшественника политический режим трансформируется при нём в dominatio и regnum . [72] Bernario H. W. 1) Arcanus in Tacitus // Rheinische Museum. Bd. CVI, 1963. S. 356–362; 2) Tacitus and the Principate // ClJ. Vol. LX, 1964 /65. P. 97–106. Если в начале правления император ещё сохранял "видимость свободы" ( imago libertatis ), то уже после смерти Друза в 23 г. всё и в государстве, и в его семье пошло по другому, а принципат "начинает меняться к худшему": "… mutati in deterius principatus initium ille annus attulit " (ibidem, IV, 1, 6–7).

Наконец, после казни Сеяна, правление Тиберия приобретает откровенно деспотический характер, что выразилось в захлестнувшей Рим волне судебных процессов об оскорблении величия, описание которых занимает большую часть VI книги "Анналов". Говоря словами Тацита, в конце жизни принцепс, дал волю своим долгое время сдерживаемым влечениям и, забыв о стыде и страхе, с равной безудержностью предался отвратительным преступлениям и гнусным порокам: " postremo in scelera simul ac dedecora prorupit postquam remoto pudore et metu suo tantum ingenio utebatur " (ibidem, VI, 51). У читателя "Анналов" не остаётся сомнений в том, что преемник Августа является родоначальником традиции деспотизма, развитой впоследствии Калигулой и Нероном. [73] Егоров А. Б. Рим на грани эпох. Л., 1985. С. 131.

Сходным образом оценивают принципат Тиберия Светоний и Дион Кассий. Образ императора у Светония несколько более противоречив, ему недостаёт того художественного единства, которое есть в "Анналах" Тацита. [74] Pippidi D. Autour de Tibere. Bucuresti, 1944. P. 69. Автор "Жизнеописания двенадцати Цезарей" склонен более положительно оценивать первый период правления Тиберия; он меньше пишет о лицемерии принцепса, но, в целом, его отрицательное отношение к преемнику Августа не вызывает сомнений (Suet. Tib., 26–32; 50–62). Сочинение Диона Кассия также укладывается в традиционную схему: умеренное на первых порах правление Тиберия после смерти Германика (19 г.) постепенно вырождается в жестокую тиранию (Dio, LVII, 13, 19). По существу, ни тот, ни другой не вносят принципиально новых штрихов в созданную Тацитом картину, и их сведения имеют значение, прежде всего, для восполнения лакун в изложении Тацита.

Большое значение в этой связи приобретает вопрос о соотношении этих трёх важнейших источников. Относительно Светония можно с большой долей вероятности утверждать, что биограф Юлиев-Клавдиев и Флавиев был знаком не только с "Историей", но и с первой гексадой "Анналов". [75] Syme R. Tacitus. Vol. II. P. 781. Таким образом, естественно предположить, что совпадение оценок принципата Тиберия в "Анналах" и "Жизнеописании…" обусловлено, до некоторой степени, влиянием Тацита на Светония.

Вопрос о Дионе Кассии более сложен. [76] См.: Syme R. Tacitus. Vol. II. P. 688–692. В своей докторской диссертации Г. С. Кнабе отметил, что в античную эпоху труды Тацита сравнительно быстро утратили популярность. [77] Кнабе Г. С. Корнелий Тацит и проблемы истории Древнего Рима эпохи ранней империи (конец I — начало II вв. н. э.). Дисс… д-ра. ист. наук. Л., 1982. С. 3, 81–83. Авторы III–VI вв. н. э. цитировали его неохотно и отзывались о нём, как правило, неодобрительно. Из поздних историков лишь Аммиан Марцелин обнаруживает глубокое понимание творчества Тацита, хотя и не даёт на него прямых ссылок. [78] Там же. Если принять это утверждение, получится, что два римских историка, разделённые более чем столетним интервалом, пришли, по существу, к одним и тем же выводам. Отчасти данный факт, вероятно, объясняется использованием общих источников, из которых и тот, и другой, заимствовали не только фактическую информацию, но и некоторую часть своих оценок. Однако всё же есть основания рассматривать посвящённые Тиберию книги исторического труда Диона Кассия как независимое подтверждение основных выводов Корнелия Тацита.

Наконец, из кратких сообщений римских историков IV в. н. э., Евтропия и Аврелия Виктора, можно заключить, что образ Тиберия-тирана, созданный в трудах Корнелия Тацита, Светония и Диона Кассия, дожил до поздней античности, став, в каком-то смысле, хрестоматийным (Eutr., VII, 11; Vic. De Caes., 2; Epit., 2).

Несколько выбиваются из этого ряда лишь христианские писатели поздней античности. Их отношение к Тиберию детерминировано тем обстоятельством, что в правление этого императора произошло важнейшее, с христианской точки зрения, событие мировой истории: мученическая смерть на кресте и воскрешение Иисуса Христа. Тертуллиан и Евсевий передают бытовавшие среди христиан легенды, о том, что Тиберий будто бы делал доклад сенату о событиях в Иерусалиме, и даже предложил сенаторам официально признать Христа богом (Tert. App., V, 1–2; Eus. Hist. Eccl., II, 2, 1–3). Вдаваться в рассмотрение вопроса о недостоверности данных свидетельств не входит в наши планы, тем более, что эти авторы не предоставляют, по-существу, никакой информации по интересующей нас теме: о развитии системы принципата в правление преемника Августа ни Тертуллиан, ни Евсевий ничего не пишут.