Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Косвенным свидетельством широкого размаха террора является сообщение источников о том, что тела убитых не хоронили, а сбрасывали в Тибр, очевидно, за недостатком времени. Светоний передает рассказ о жутких казнях и пытках на Капри в ходе следствия о смерти Друза, причём, по свидетельству Диона Кассия, пыткам при Тиберии подвергались не только рабы, но и свободные люди, и даже римские граждане (Tac. Ann., VI, 29; Suet. Tib., 61–62; Dio, LVII, 19; LVIII, 16).

Судебные процессы над обвиняемыми в оскорблении величия оставались главной формой осуществления политических репрессий, но наряду с ними всё большее распространение получают расправы без суда и следствия. В этом отношении последние годы принципата Тиберия уже очень сильно напоминают времена Калигулы и Нерона. Преемники Тиберия не утруждали себя необходимостью соблюдать даже видимость законности, а просто посылали к человеку, смерти которого они желали, преторианского центуриона с приказом вскрыть себе вены (Tac. Ann., XIV, 51, 53–55; Suet., Cal., 35; Dio, LVIII, 25). [447] Портнягина И. П. Delatores в Римской Империи: судебная практика и общественное отношение // Античный мир. Сборник научных статей к 65-летию со дня рождения проф. Э. Д. Фролова. СПб., 1998. С. 319.

Роль верховного суда, или вернее судилища, по делам о laesa majestas был вынужден играть римский сенат. Запуганные сенаторы состязались друг с другом в проявлениях энтузиазма по поводу казни очередного "сообщника" Сеяна, хотя многие из тех, кого они осуждали на смерть, были их коллегами, родственниками, друзьями, а тот, кто сегодня выступал с обвинениями, завтра сам мог оказаться в роли подсудимого (Tac. Ann., VI, 2–3). От "партнёрских" отношений начала правления не осталось, таким образом, и следа: сенат превратился в послушное орудие террористической системы.

С середины 30-ых гг. волна террора идет на убыль. Под 34 г. наши источники сообщают лишь о четырёх процессах, в ходе которых, в частности, покончили с собой Помпоний Лабеон, обвинявшийся в дурном управлении Мезией, и его жена Паксея. Из жизни они ушли, перерезав вены. Так же поступили Мамерк Скавр, для которого ненависть к нему Макрона оказалась столь же гибельной, как ненависть Сеяна для Кремуция Корда, и его супруга Секстия. Поводом к обвинению в оскорблении величия стало литературное творчество Скавра: он написал трагедию "Атрей", некоторые стихи которой могли быть, при желании, отнесены к Тиберию. Процесс против Скавра начался ещё в 32 г., но тогда дело было отложено (Tac. Ann., VI, 9). Деляторы Сервилий и Корнелий, отказавшиеся от обвинения Вария Лигура после того как получили от него крупную сумму денег, были наказаны лишением воды и огня. Бывший эдил Абудий Рузон был выслан из Рима за донос на командующего верхнегерманскими войсками Лентула Гетулика, про которого Тацит говорит, что он единственный из близких Сеяну людей остался цел и пережил Тиберия (Tac. Ann., VI, 29–30; Suet. Tib., 61; Dio, LVIII, 24–25).

Ещё четыре процесса об оскорблении величия могут быть датированы 35 г. Видной фигурой среди жертв этого года является Фульциний Трион, один из консулов 31 г. (Tac. Ann., V, 11), по-видимому, обвинявшийся в связях с Сеяном и совершивший самоубийство. После себя он оставил предсмертное письмо, в котором живописал многочисленные злодейства Макрона и главных вольноотпущенников Тиберия. Сенатор Граний Марциан, обвинённый Гаем Гракхом в оскорблении величия, сам пресёк себе жизнь, а бывший претор Тарий Грациан на основании того же закона был приговорён к смерти. Покончил с собой Требелен Руф; Секстий Пакониан, три года назад осуждённый и брошенный в темницу, уже в заключении сочинил стихи против Тиберия, за что по распоряжению принцепса был удавлен. Нового суда над ним в 35 г. не было (Tac. Ann., VI, 38–39).

Для 36 г. нам известны три дела о laesa majestas. Чем закончилось одно из них, процесс Луция Арузея, неясно из-за лакуны в тексте Тацита. Впрочем, общая тональность сообщения заставляет предполагать трагический исход. Ещё один обвиняемый, всадник Вибулен Агриппа покончил с собой прямо в курии во время слушанья его дела, приняв спрятанный в перстне яд. Был казнён бывший правитель Армении Тигран; Тацит называет его подсудимым ( reus ), но, по-видимому, фигурально: скорее всего, с ним расправились на основании личного приказа Тиберия. Консуляр Гай Гальба, дядя Сеяна Юний Блез и его сын Блез Младший покончили с собой, хотя никаких обвинений против них не было выдвинуто. Знаки немилости со стороны принцепса они восприняли, как приказание умереть. Эмилия Лепида, женщина знатного рода, обвинённая в прелюбодейной связи с рабом, самоубийством упредила неизбежный приговор (Tac., Ann., VI, 40; Dio, LVIII, 21).

Наконец, пять процессов состоялись в 37 г. — последнем году принципата Тиберия. В частности, за оскорбление величия была осуждена Акуция, бывшая жена Публия Вителлия, покончившего с собой в 31 г. Она оказалась не единственной пострадавшей по этому делу: вместе с ней преследованию подвергся трибун Юний Отон, использовавший своё право veto , чтобы не допустить награждения обвинителя Акуции, Лелия Бальба. Тот не простил трибуну его вмешательства: Бальб был известным оратором и, по совместительству, делятором — явление в те времена обычное. По-видимому, он обвинил молодого человека в оскорблении величия, но точной формулировки обвинения мы не знаем. Тогда же к суду была привлечена вдова Сатрия Секунда Альбуцилла, широко известная своими любовными связями. Её обвинили в impietas по отношению к принцепсу; в качестве её сообщников и любовников в деле фигурировали Гней Домиций, Вибий Марс и Луций Аррунций, консул 6 г., государственный деятель и историк. По свидетельству Тацита, дело было сфабриковано Макроном, чтобы погубить ненавистного ему Аррунция. Марс и Домиций с помощью разного рода затяжек и проволочек смогли, в конце концов, избежать наказания: суд над ними не состоялся из-за смерти Тиберия. Аррунций решил не ждать, и вскрыл себе вены. Было бы весьма интересно узнать, что именно инкриминировали Аррунцию как impietas . Вероятнее всего, ему вменили в вину какие-нибудь неосторожные слова, сказанные не в той компании, или написанные в личном письме, случайно попавшем в чужие руки. Однако, поскольку Аррунций был известным историком, не исключено, что impietas содержалась в каком-то из его сочинений. К сожалению, точная формулировка обвинения нам не известна. Сама Альбуцилла была брошена в тюрьму, и её дальнейшей судьбы мы не знаем. Карсидия Сарцедота приговорили к ссылке на остров, и к такому же наказанию — Лелия Бальба (Tac. Ann., VI, 47–48; Dio, LVIII, 27).

Вот, собственно говоря, и всё, что нам известно о процессах об оскорблении величия в период принципата Тиберия. Часть современных исследователей пытается доказать, что сведения, которые мы получаем из источников, начисто разрушают созданную Тацитом картину широкомасштабного террора. Наибольшее распространение различные варианты реабилитации этого императора получили в западной историографии, но нельзя сказать, чтобы указанная тенденция была совершенно чужда отечественному антиковедению.