Виктор Парфёнов - Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика [(Античная библиотека. Исследования]

О деталях сухопутной кампании этого года можно спорить, но ясно, что она имела место по обе стороны Рейна, однако заняла недолгое время, так как «важнейшим событием 12 года была морская экспедиция». [295]Если ограничиться имеющейся у Диона Кассия информацией, то придется. констатировать, что действия римского флота тоже не отличались особенным размахом: спустившись по Рейну, римляне вышли в Океан (Северное море). Фризы, жившие на побережье, изъявили им свою покорность и должны были сопровождать римские корабли, двигаясь по берегу. [296]Затем Друз вторгся в страну хавков и посадил при этом свои суда на мель, так как не учел опасности отлива, незнакомого жителям Средиземноморья. Будучи выручен из беды фризами, он вернулся назад из-за приближения зимы, чем и завершилась кампания этого года (Dio Cass. LIV. 32. 2).

Однако имеются веские основания полагать, что сообщение Диона Кассия восходит к традиции, сложившейся в годы принципата Тиберия и намеренно преуменьшавшей достижения Друза. Начало этой традиции мы можем видеть в освещении действий римского флота в германских войнах Веллеем Патеркулом, участником походов Тиберия. Этот автор сообщает, что, когда в 5 г. н. э. сухопутная армия под командованием самого Тиберия достигла Альбиса (Эльбы), то с ней соединился вошедший в реку флот, который прибыл через «неведомое и не исследованное прежде море» (II. 106. 3). Таким образом, хотя офицер штаба Тиберия не мог не знать истинного положения дел, он все же предпочел «ложь in maiorem Tiberii gloriam», приписав своему покровителю честь первого достижения Эльбы морским путем. [297]Это намеренное искажение истины оказалось живучим — до сих пор принято считать, что именно в 5 г. римский флот впервые достиг этих мест и, в частности, Ютландии, где жили остатки племени кимвров, давних знакомцев римлян. [298]При этом упускается из виду, что флоту Тиберия не было ни времени, ни необходимости достигать Кимврского мыса (северная оконечность Ютландии), чтобы войти в устье Эльбы, которое находится западнее этой точки. Если привлечь другие источники, то становится очевидным, что территории кимвров, которые при этом направили к Августу посольство с просьбой простить вину их предков перед римлянами (Strab. VII. 2. 1), достигла какая-то другая экспедиция, не имевшая отношения к Тиберию. Ее отмечает в списке своих достижений Август [299]о ней же в своей «Естественной истории» пишет Плиний Старший, [300]но ни в том, ни в другом случае имя флотоводца не названо. И только Тацит, отдавая должное отваге римлянина, который едва не достиг северных пределов Европы (где, по слухам, тоже находились столбы Геркулеса), констатирует: «У Друза Германика не было недостатка в смелости, но сам Океан воспротивился исследованию как себя, так и того, что касается Геркулеса. С тех пор на это никто больше не решался, считая, что благочестивее и почтительнее верить в деяния богов, чем постигать их разумом». [301]Информация эта принципиально важна в трех отношениях: во-первых, речь идет именно о Друзе, посмертно получившем имя· Германика, а не о его сыне, который был бы назван Цезарем Германиком; во-вторых, Друз, похоже, не собирался на этом останавливаться, но дальнейшему плаванию каким-то образом помешала сама морская стихия; в-третьих, до времени Тацита подобных попыток больше не предпринималось. Таким образом, есть все основания согласиться с Г. Лабуске, доказывающим, что плавание римского флота до Кимврского мыса относится к 12 г. до н. э. и является неотъемлемой частью намеченного Августом плана завоевания Европы. [302]Цитированные выше слова Плиния Старшего доказывают, что Друз действовал по приказу императора, а отнюдь не по личной инициативе. [303]

Установление точной даты сверхдальней морской рекогносцировки Друза позволяет возвратиться к вопросу о цели германских войн Августа и предположить, что они замышлялись в качестве решающего рывка к мировому господству, уже не фиктивному, а подлинному. Новая война обещала иметь примерно такую же степень трудности, как галльские войны Цезаря. Более того, шансы Августа на успех выглядели гораздо предпочтительнее: в его распоряжении были ресурсы всей огромной державы, кампания была тщательно подготовлена в техническом отношении, [304]римские войска приобрели ценный боевой опыт в Испании и в Альпах, а сильные и слабые стороны германцев на поле боя были со времен Мария и Цезаря хорошо известны. [305]Плавание Друза должно было подтвердить самые оптимистические прогнозы: когда взорам римлян предстало море, якобы простиравшееся до Скифии (на самом деле это была Балтика), это, казалось, подтверждало мысль о сравнительно небольших размерах той территории ойкумены, что еще не была завоевана. Если учесть, что на карте Агриппы Каспийское море было обозначено как залив Океана, а расстояние от Рейна до побережья Дальнего Востока составляло всего 3, 5 величины протяженности Галлии с запада на восток (около 3300 римских миль безлюдного или малонаселенного пространства), [306]то вполне возможно предположить, что в кампании 12 г. до н. э. Август видел пролог к полному покорению мира. [307]

Достаточно веским доводом в пользу того, что Августом вынашивался именно такой план, служит внимание, которое уделялось в официальной пропаганде образу Александра Македонского. [308]Разумеется, имя Александра было связано с идеей покорения Востока, однако сопоставление. Августа с великим македонским завоевателем было возможно и по другой линии: если последний был окружен славой покорителя Востока, власть которого будто бы признали и народы Запада, то принцепс выступал в роли завоевателя Запада, которому без боя подчинились жители Востока. [309]Упоминаемое Светонием изображение Александра на личной печати Августа (Suet. Aug. 50) тоже выглядит достаточно многозначительно — Г. Бенгтсон, безусловно, прав, заметив по этому поводу: «В основе здесь лежит Alexander-Ideologie, идея мирового господства». [310]Но если Август был римским Александром, так сказать, в теории, то на практике образ действий македонского завоевателя демонстрировал Друз, который и внешне подходил для этого амплуа гораздо больше, нежели пожилой уже Август. Создается впечатление, что Друз прекрасно сознавал это и намеренно подражал Александру как своей отвагой на поле боя (Suet. Claud. 1.4), так и стремлением проникнуть как можно дальше в неведомое.

Таким образом, кампания 12 г. до н. э. имела прежде всего рекогносцировочный характер и, казалось, подтвердила возможность достигнуть восточного предела ойкумены. На следующий, 11 г. до н. э., римляне приступили к последовательному осуществлению стратегического плана Августа. Проведя зиму в Риме, в то время как войска зимовали на своих базах на левом берегу Рейна, весной Друз во главе сухопутной армии вновь пересек Рейн. [311]Цель этого сезона была достаточно ограниченной (не в манере молодого римского военачальника — видимо, он должен был следовать полученным зимой жестким инструкциям Августа, который всегда предпочитал избегать неоправданного риска): подчинение узипетов, тенктеров и хаттов, поэтому боевые действия развернулись на пространстве между Рейном и Везером. Без неожиданностей, однако, не обошлось: Друз все же «перевыполнил задание». Воспользовавшись тем, что сугамбры ушли в поход на хаттов, которые отказались вступить с ними в союз, римская армия, не встречая на пути серьезного сопротивления, вторглась на территорию, племени херусков. Друз повернул назад лишь от Визургиса (Везера), и то, по словам Диона Кассия, только из-за нехватки продовольствия и приближения зимы.