Виктор Парфёнов - Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика [(Античная библиотека. Исследования]

На обратном пути римляне постоянно подвергались нападениям из засад и однажды едва не были истреблены полностью, но дисциплина и организованность выручили их — рискнувшие вступить в большое сражение германцы были разбиты. Этот контрудар был настолько ошеломляющим, что Друз, как сообщает Дион Кассий, счел возможным основать за Рейном два укрепления, одно из которых должно было держать под контролем сугамбров, другое — хаттов. [312]Тот факт, что римляне впервые оставили гарнизон на зиму во вражеской стране, доказывает, что стратегическая ситуация в это время стабилизировалась. [313]

10 г. до н. э. обещал быть тревожным, причем настолько, что во время боевых действий за Рейном Август вместе с Тиберием находился в Галлии, ожидая вероятного германского контрнаступления (Dio Cass. LIV. 36. 3). Столь серьезный прогноз был сделан, очевидно, потому, что римляне получили сведения о том, что несколько германских племен объединились и противопоставили силу силе. [314]

Хотя эти тревожные ожидания не сбылись — новая кампания принесла новые успехи римскому оружию — блицкриг за Рейном явно не получался: сопротивление германцев носило ожесточенный характер, несмотря на то, что римляне предавали все на своем пути огню и мечу, порой война принимала характер настоящего геноцида. [315]Несомненно, римская жестокость была вполне сознательной и должна была подавить волю противника к сопротивлению. Похоже, временный эффект такой способ ведения войны все же возымел, что позволило Друзу на следующий год предпринять беспрецедентный по дерзости рейд в глубину вражеской территории.

Подробный анализ последней кампании Друза, предпринятый Д. Тимпе, привел германского исследователя к предположению о том, что, кроме армии самого Друза, за Рейном на этот раз действовала еще одна римская войсковая группировка под командованием одного из его легатов. Таким образом, наступление 9 г. до н. э. представляло собой попытку захватить противника в клещи (das Zаngеnangriff) — «хорошо знакомую для времени Августа и вообще для ранней Империи стратегему». [316]Надо отметить, что этот стратегический прием, целью которого было окружение и уничтожение живой силы противника, был перед германскими войнами хорошо отработан в горах Испании и в Альпах. В данном случае его применение явно означало, что 9 г. до н. э. должен был принести решающий успех в деле покорения Германии.

Противостоял римлянам тот же противник, что и в кампании предыдущего года — хатты, свевы и херуски. Последние находились на направлении главного удара, и их покорение должно было ознаменовать торжество Рима на всей территории Германии.

Военные действия 9 г. до н. э. носили, как подчеркивает Дион Кассий, исключительно ожесточенный характер и сопровождались большими потерями с обеих сторон; Друз, сея на своем пути смерть и разрушения (πάντα πορνών), продвигался все дальше на восток (Dio Cass. LV. 1.2). Однако, хотя свевы подчинились Риму, херуски, как полагает Д. Тимпе, уклонились от решающего столкновения, и Друз безрезультатно преследовал их до самой Эльбы. i Отказавшись по какой-то причине [317]от форсирования реки, он двинулся назад к Рейну. По пути молодой полководец очень неудачно упал с лошади: результатом был сложный перелом бедра и, очевидно, гангрена, которая послужила причиной смерти. [318]

Причина прекращения победоносного марша Друза на восток интриговала античных авторов и продолжает занимать современных исследователей. У античных историков объяснение этого факта облечено в мифологическую форму. По словам Светония, Друзу явился «призрак женщины-варварки, более величественный, чем свойственно человеку, и на латинском языке запретил победителю продвигаться далее вперед» (Suet. Claud. 1. 2). Дион Кассий сообщает, что «ему явилась некая женщина, более величественная, чем свойственно человеческой природе, и сказала: “Куда же ты спешишь, ненасытный Друз? Не суждено тебе познать абсолютно все. Но уходи — ведь уже близится конец твоим подвигам и самой жизни”» (Dio Cass. LV. 1.3).

Это явление римскому полководцу чужеземного божества не раз было предметом рассмотрения в научной литературе. [319]По мнению Д. Тимпе, в трактовке окончания похода Друза отчетливо прослеживается уподобление молодого римского военачальника Александру Македонскому: здесь и воздвигнутый в знак завершения похода трофей на берегу Эльбы (наподобие алтарей на Гифасисе), и употребление в обращении загадочной женщины к Друзу определения ακόρεστος («ненасытный») — типичного для исторической традиции, негативно оценивающей Александра. По мнению исследователя, «контекст и слова не оставляют никакого сомнения в критическом, порицающем смысле избранной параллели. Таким образом, Друз является ненасытным завоевателем, которому присуще опасное отсутствие такой добродетели, как чувство меры; юным героем, ранняя и внезапная кончина которого на вершине успеха явно выдавала роковое внутреннее сходство с македонским царем». [320]Эта мысль Д. Тимпе, безусловно, справедлива, и к его подбору системы аналогий Друз — Александр можно добавить примечательно και γάρ σοι («ведь и у тебя») оригинала в обращении к Друзу загадочного призрака. Можно согласиться с германским коллегой и в том, что мнение о «ненасытности» Друза сложилось в историографии в годы принципата Тиберия, будучи экстраполяцией на уже далекие годы начала германских войн неодобрительного отношения принцепса к действиям Германика. [321]Римское общественное мнение, напротив, смотрело на Друза и его старшего сына совсем по-иному; трагический смысл сходству Друза с македонским завоевателем придает не молодость римского «двойника» Александра, не блестящие достижения и популярность, а неожиданная смерть на вершине военного счастья и славы. Печальная участь Друза и его фамилии дала основание для горького замечания Тацита о том, что «недолговечны и несчастливы любимцы римского народа». [322]

Обосновывая решение Друза отказаться от форсирования Эльбы, Д. Тимпе полагает, что к прекращению похода римского командующего могли побудить позиция армии и мнение штаба: войска не хотели воевать на краю света, а военные специалисты считали продолжение кампании, непростительным легкомыслием. [323]Однако эта гипотеза не подтверждена вескими доказательствами, и думается, что не следует преувеличивать как степень самостоятельности Друза в его планах и действиях, так и его влияние на Августа. [324]В настоящее время следует решительно отказаться от устаревшего взгляда на политику первого принцепса, согласно которому Август отличался лишь осторожностью, медлительностью да осмотрительностью: как справедливо заметил П. Брант, человека, который в девятнадцать лет дерзнул включиться в борьбу за единоличную власть, а в тридцать два добился ее, можно упрекнуть в чем угодно, но только не в недостатке решительности и отваги. [325]