Клиффорд Фауст - Великий торговый путь от Петербурга до Пекина [История российско-китайских отношений в XVIII–XIX веках]

1. Поскольку, отмечалось в ней, китайский Лифаньюань остерегается от продолжения переписки с кем бы то ни было, кроме Правительствующего сената или сибирского губернатора в Тобольске, вице-губернатору предписывается воздерживаться от вступления в переписку с китайцами, «кроме как в силу крайней необходимости».

2. В течение семи лет, прошедших с тех пор, как С.Л. Владиславич-Рагузинский распорядился о строительстве Цурухайтуя, сделано там было очень мало. Следовательно, Алексею Юрьевичу предстояло собирать людей и стройматериалы, где только можно, и возводить таможенный пункт.

3. В Лифаньюане жаловались на то, что линия границы на территории к востоку между реками Амур и Уда, отошедшей к Китаю по условиям Нерчинского договора, до сих пор не обозначена. В Коллегии понимали, что та территория остается слишком слабо изведанной для точного обозначения государственной границы. А.Ю. Бибикову поручили собрать более подробные сведения об этих землях и составить подробную карту, для чего ему следовало обратиться к губернатору в Тобольске и воинскому начальнику Витусу Берингу. После консультаций с ними можно было заняться важной географической экспедицией.

4. Наконец, распоряжения по данному поводу многократно поступали прежде, и не меньше их поступит в будущем. Речь идет о конкретных усилиях по пресечению перехода границы беглецам или их задержанию при попытке перехода на территорию Сибири из Монголии. Хотя схватки между китайцами и джунгарами на тот период времени поутихли, проблема эта актуальности не утратила, так как сохранялась угроза прекращения торговли с Китаем в любой момент.

Несмотря на все тогдашние усилия по укреплению управленческой структуры Восточной Сибири через назначение на государственную службу порядочных и верных долгу чиновников, а также удаление с нее тех, кто поддался искушению неправедного использования своего положения в шкурных интересах, судя по сохранившимся доказательствам, можно с большой долей уверенности предположить, что особых успехов властям на данном направлении добиться не удавалось. Больше века Сибирь представлялась многим чиновникам редкой возможностью сколотить состояние вдали от зорких глаз сановников центральной администрации, а также в условиях полного отказа от нравственных принципов и общественного мнения. Только в 1730-х годах сразу двух вице-губернаторов Иркутска обвинили в воровстве и осудили при дворе. Сколько еще чиновников избежали уголовного наказания из-за недосмотра центральных властей или отсутствия надежных доказательств их вины, сказать трудно. Но совершенно определенно их было немало. В те годы Сибирь для московских жителей представлялась тем же раем, что Индия для лондонца несколько позже. Правда, русский народ не мог похвастаться старинной традицией и массовыми примерами разграбления заморских стран и процветания за чужой счет. Указания по поводу удручающего состояния управления в Сибири постоянно появлялись в государственных распоряжениях и указах. И постоянно намечались меры по исправлению ситуации. Однако только время, налаживание сообщения и увеличение народонаселения в конечном счете послужили явлению чуда. И то лишь в XIX столетии после знаменитой реформы прославленного русского сановника Михаила Михайловича Сперанского. В указе от 12 января 1739 года речь идет о проблеме нехватки грамотных управленцев в громадной Российской империи, особенно отмечается случайный способ назначения городских воевод: «Нам известно, что во многих городах Сибирской губернии воевод подбирают из среды местных жителей, а именно: из представителей купеческого сословия, казаков и прочего подобного люда, набираемого на [государственную службу] в качестве рекрутов, но получающего официальный ранг за добросовестную службу, а не при наличии у него документа (грамоты). И теперь простые казаки, не служившие [в государственных рангах], приравниваются к дворянскому разряду и привлекаются к [службе в качестве] воеводы. К тому же появилось несколько человек, раньше находившихся в рабской неволе (крепостничестве) и таких, кто подвергался [уголовному] осуждению и наказанию».

Данный указ завершается указанием на проведение поиска новых достойных кандидатов для назначения на должности воеводы.

В 1739 году Иркутск наконец-то удостоился вице-губернатора, отличавшегося одновременно такими заслугами, как великий управленческий дар, тончайшие знания Востока и безупречная репутация — Лоренца Ланга. В течение одного года он вытребовал у тогдашней царицы отборных кандидатов на должность воеводы, и она подобрала для Якутского и Нерчинского уездов лучших из своих подданных. «Ради одной только пользы дела необходимо, чтобы в Якутск и Нерчинск назначить такого воеводу, которого отличала бы честная совесть… особенно потому, что в этих двух уездах [добывается] лучшая в мире пушнина». После китайской торговли величайшим искушением считалась как раз та прекрасная пушнина.

Маньчжуры не торопились оборудовать пункты приграничной торговли, предусмотренные положениями Кяхтинского договора на границе между Монголией и Сибирью. Когда-то начав, однако, они построили город, причем не меньший, чем Кяхта, и по всем признакам такой же удобный для значительного объема приграничной торговли. В 1730 году в 1,5–2 километрах выше по течению реки Кяхты от пограничного перехода в поселке Кяхта началось строительство торгового города, получившего известность как Маймачен.

Улица в городе Маймачен. Литография X. Сандхама. Из книги Джорджа Кеннана «Сибирь и система ссылки» (Siberia and the Exile System — New York: The Century Co., 1891). II. C. 109.

Это редкое для Монголии китайское название буквально переводится «город для покупки и продажи товара». И.Г. Гмелин в 1735 году посетил тамошний небольшой передовой пост китайской цивилизации, тогда представлявший собой поселение практически такой же величины, какой он оставался на всем протяжении XVIII столетия. Планировку Маймачена тщательно выверили в соответствии с правилами фэншуй («ветра и воды»). Городу придали квадратную форму, окружили его деревянными стенами и укрепили после 1756 года рвом шириной около метра. Во всех четырех стенах по центру проделали ворота, и эти ворота выводили к двум основным улицам, пересекавшимся посредине города и разделявшим его на четыре сектора. Надо всеми этими четырьмя главными воротами оборудовалась небольшая кордегардия, в которой находилась стража из состава Монгольского гарнизона города. Стражники обычно вооружались только тяжелыми дубинами. Перед этими четырьмя воротами стояли деревянные сторожевые башни высотой 7,5 метра, с которых велось наблюдение за подходами к Маймачену.