Себастьян Хаффнер - Под маской англичанина

До 1933 года развитие Хаффнера проходило без особенных сюрпризов. Школьные годы он провёл без усилий и окончил гимназию Шиллера в Берлине-Лихтенфельд с наилучшими результатами. Вместо того, чтобы погрузиться в подготовку к выпускным экзаменам, он отшлифовывал инсценировку пьесы Софокла "Король Эдип", которая в конце учебного года шла несколько вечеров на немецком и на древнегреческом языках для почти всех учителей и учащихся.

Время обучения также в целом следовало предписанным рамкам и в соответствии с разработанным планом. Хотя после своего успеха с инсценировкой Эдипа он и решился стать театральным режиссером, всё же этому снова воспротивился его отец, который принудил его изучать нечто "благоразумное". Ведь он мог бы попробовать заниматься писательством или театром попутно. Хаффнер, как уже сказано, принял это предложение.

Поскольку все старшие братья Хаффнера стали учителями, а его не особенно волновала эта профессия, он решил для себя заняться изучением права, с намерением позже избрать карьеру высшего чиновника. Юридическое образование, как он надеялся, открывало ему доступ к сферам власти. Быть может, он мог бы позже стать государственным секретарём в министерстве и "представить правительству солидные изменения в законах". То, что его отец общался с некоторыми большими величинами в политике, внесло свой вклад в это решение. Таким образом, хотя он и исполнил желание отца, который также хотел дать возможность учиться своему младшему сыну, и мог полностью финансировать его, последнего ребёнка, однако он — единственный из четверых детей — отверг педагогическое наследие отца.

Надежда путём изучения права проникнуть в "сферы власти" после 1933 года превратилась для Хаффнера в свою противоположность. Он даже решился не сдавать более последние экзамены. Это казалось ему бессмысленным. И снова это был его отец, который настоял на том, что окончание обучения не следует ставить в зависимость от сиюминутных политических обстоятельств. Сколь не соответствующим моменту это не казалось бы, не отшвырнет ли Хаффнер своим импульсивным решением более далёкую перспективу? Тем не менее, завершение его юридического образования, на которое его уговорил отец, спустя десятилетия дало ему пенсию от Берлина, поскольку Хаффнер был признан политическим беженцем, который вследствие политических обстоятельств не смог осуществить карьеру юриста.

В действительности Хаффнер не работал в области юстиции даже двух лет. Всё же оставление юстиции в 1936 году с тем, чтобы теперь целиком и полностью посвятить себя журналистике, не решило проблемы. Как можно заниматься журналистикой, не работая над фасадом нормальной, симпатичной Германии, которой в действительности вовсе не существовало более? Хаффнер снова встал перед неразрешимой проблемой.

Разумеется, он решил никогда не писать ничего такого, в чём позже могли бы его упрекнуть, ни единого слова. Разумеется, можно было, особенно в литературном приложении к газете, писать не на тему Гитлера. Следовало избегать всего, что пахло политикой. Таким образом, Хаффнер некоторое время занимался школами моды, так возникла, например, исправленная статья Раймунда Претцеля в журнале " Die Dame " ("Дама") — "На спине лошади". Пропагандистская империя Геббельса предлагала бесконечное множество ниш, в которых множество писателей, актёров, режиссеров и журналистов могли каким-то образом попытаться пережить эти времена. Это делалось прежде всего в мирные годы Третьего Рейха как раз для того, чтобы придать видимость нормальности. Хаффнер также попытался это сделать.

Возможность работать в издательстве Ульштайна на третьем этаже очень подошла Хаффнеру. Третий этаж: там делались газеты. Это означало также: большое поле деятельности вне политики. Здесь он попытался построить себе своего рода "промежуточное существование".

Следовало ли это пробовать? Эти годы принесли ему, когда он уже долгое время снова жил в Берлине и посредством своей книги "Заметки о Гитлере" стал весьма известен в Федеративной республике, острую полемику в " Die Zeit " (выпуск от 10 декабря 1979 года): "Всё-таки следует представлять себе, что происходило в то же самое время, в которое — спрятавшееся в этом времени неведение — Вольфганг Штаудте снимал бойкие фильмы — позже даже сыграл роль в фильме "Еврей Зюсс ( JudSüß )[15]", — Макс Бенсе сочинил введение к произведениям Керкегарда или издатели Штомпс и Ровольт в предвоенном Берлине встречались на Курфюрстендамм с Хорстом Ланге и Гюнтером Айхом под джазовую музыку. Карл фон Осецки был там уже избит до полусмерти. "Новелла живёт" — взывал в 1937 году Себастьян Хаффнер в журнале "Дама". Эрих Мюэзам был мёртв". Автор, тогдашний литературный шеф газеты "Die Zeit" Фриц Й.Раддац, писал далее: "Возможно, это фарисейски преувеличено. Однако я хотел бы постоянно спрашивать: пардон, как это собственно тогда было? Наверняка пили и шампанское, выходили из дому, флиртовали — никто ведь не может длительное время быть подавленным; пожалуй, устраивали вечеринки, имели элегантные дома. Однако там не хватало ведь пары коллег? Которые прежде были там?" Наверняка выходили из дома и флиртовали. Были ли на длительное время подавлены? Шампанское? Можно прочесть книгу Хаффнера как опередивший на сорок лет ответ на вопросы Раддаца.

Расовые законы Гитлера, с тех пор как они были приведены в действие — причем точно в тот месяц, когда умер отец Хаффнера — вмешались также и в совершенно частную жизнь Хаффнера. Он, который к этому времени ещё в течение дня в основном замещал адвоката, время от времени даже судью, например в палате бракоразводных процессов Берлинского земельного суда, неожиданно оказывался, когда он прибывал домой, в противозаконном положении. Абсурдная ситуация. В том, что противозаконные любовные отношения, в которых жили Хаффнер и его подруга, оставались незамеченными, заслуга прежде всего управляющего квартала в колонии художников в берлинском округе Вильмерсдорф. Он, хотя и был членом партии, очевидно не видел непосредственной угрозы от "осквернения расы" несколько необычной семьёй, проживавшей на Боннер Штрассе 1А, и не только закрывал оба глаза, но даже успокаивал подозрительных соседей тем, что "Фрау Ландри ведь лишь наполовину еврейка".

Хаффнер познакомился с Эрикой Хирш, бывшей почти на девять лет старше его, в 1934 году. Она жила со своим тогда четырехлетним сыном Петером в колонии художников на Брайтенбахплатц в юго-западном Берлине. Она узнала Хаффнера через своего мужа, Харальда Шмидта-Ландри, бывшего редактора "Фоссишен Цайтунг", с которым она была в разводе. Эрика Ландри происходила из ассимилировавшейся уже на протяжении многих поколений еврейской семьи, которая даже перешла в протестантскую веру. Её отец был кройцбергским фабрикантом.