Игнатиус Донелли - Атлантида. Мир до потопа

17. Существовало поразительное сходство между архитектурой перуанцев и некоторых народов Старого света. Для меня достаточно процитировать слова Фергюсона, что совпадение между зданиями инков и циклопическими остатками, приписываемыми пеласгам в Италии и Греции, «самое примечательное в истории архитектуры». Иллюстрации на с. 341, 342 решительно подтверждают точку зрения Фергюсона. «Наклонные косяки дверей, подоконники, циклопическая кладка и другие формы столь сильно напоминают найденное в старых городах пеласгов в Греции и Италии, что трудно удержаться от заключения о возможности каких-то отношений между ними».

Даже тип украшения их дворцов и храмов находит параллели в Старом свете. Современный автор пишет: «Мы можем закончить рассмотрение тем, что, кажется, ускользнуло от внимания сеньора Лопеса, а именно, интерьер дворца Инки со стенами, покрытыми золотом, как описывали испанцы, с искусственными золотыми цветами и изображениями животных, должно быть, точно походивший на интерьер дома Алкиноя или Менелая.

Двери обрамлены златом,

Как зеркало, бронза порога сверкает,

Вздымаются стройные серебряные своды,

Кольца дверные пылают, как злато,

Псы-стражи стоят подле двери,

Серебряной и золотой.

«Я сам мог испытать, — пишет Уинчел, — что изучение древней перуанской керамики постоянно напоминало мне формы, знакомые по египетской археологии» {375} . Доктор Шлиман при раскопках развалин Трои нашел множество изображений, которые он назвал «идолами с совиной головой» и таких же сосудов. Я привожу образцы на с. 343, 344.

В Перу мы находим сосуды с очень сходным типом изображения лица.

Я мог бы продолжать эти параллели далее, но мне кажется, что эти необычные совпадения должны были возникнуть либо от общего происхождения, либо от длительных древних связей. Не может быть больших сомнений в том, что светлокожие и светловолосые бородатые люди, исповедовавшие религию, которая, как писал Платон, преобладала в Атлантиде, в те давние времена принесли цивилизацию атлантов вверх по долине Амазонки до гор Боливии и Перу точно так же, как сходная эмиграция ариев шла на запад к берегам Средиземного моря и Каспия и очень похоже, что эти отличающиеся волны мигрантов привычно говорили на одном и том же языке.

В. Лопес, испанский джентльмен из Монтевидео, в 1872 году опубликовал труд под названием «Арийские народы в Перу», где он пытается доказать, что язык кечуа, который инки навязали своим подданным на обширной территории и который все еще является живым разговорным языком в Перу и Боливии, в действительности представляет собой ветвь великой арийской или индоевропейской языковой семьи. Я цитирую Эндрю Ланга [197], суммирующего доказательства этой позиции: «Точка зрения Лопеса, считающего, что перуанцы были арийцами, покинувшими родительское племя задолго до того, как тевтонские и эллинские народы вошли в Европу, основана на языковых аргументах, следах общественных институтов, религиозных верований, записях легенд и остатках художественных изделий. Языковые свидетельства трактуются научно, а не являются чем-то вроде остроумной догадки. Сначала Лопес оспаривает идею о том, что живой диалект Перу варварский и меняющийся. Он не является одной из тех условных и изменяющихся форм речи, вырабатываемых кочевыми народами. К какой из стадий языка он принадлежит: к агглютинативной, в которой один корень присоединяется к другому и образуется слово, в котором составляющие элементы очевидно отличаются, или к флективной, где дополнительные корни стираются и различимы только филологом? Как всем известно, арийские языки [198]флективные, и может показаться, что Лопес противоречит себе, когда говорит, что кечуа — это агглютинативный арийский язык. Но он приводит мнение Макса Мюллера, что, должно быть, было время, когда зародыши арийских языков еще не достигли флективной стадии, и показывает, что хотя по типу кечуа — язык агглютинативный, как туранские, корни слов арийские.

Если это было так, то кечуа может быть пропущенным лингвистическим звеном.

Когда мы впервые рассматривали кечуа с его множеством слов, начинающихся с «ху» и огромным обилием звука «к», он кажется почти таким же странным, как мексиканский. Но многие из этих форм происходят от скудости латинского алфавита и отражают на самом деле лишь похожие звуки, а многое опять же происходит от небрежной транскрипции испанцами. Мы должны теперь рассмотреть некоторые формы, в которых арийские корни предположительно попали в кечуа. Прежде всего кечуа не приемлет соединения двух согласных. Так, слово, подобное «плео», в греческом будет неприятно для перуанского уха, и они скажут «пиллуи» (я плыву). Слог «плу» в слове «плума» (перо), найден в «пиллу» (летать). В кечуа нет звука «в», как в греческом, и подобно тому, как греки передавали латинские слова, начинающиеся с «в» через «оу», например, Валериус — Оуалериос, так кечуа иногда имеет «ху» там, где в санскрите «в». Вот список слов с «ху»:

кечуа

хуакиа — звать

хуаси — дом

хуайра — воздух (аура)

хуаса — спина

санскрит

вачч — говорить

вас — обитать

ваа — дышать

вас — мочь

Есть санскритский корень «кри» — действовать, делать. Этот корень найден более чем в 300 именах людей и названиях мест в Южной Америке. Так, есть карибы, чье название может иметь то же происхождение, что у наших старых друзей карийцев, и означает «храбрецы», а их страна — «дом храбрецов», как Калевала на финском. Тот же корень дает «кара» (рука), греческое «хэйр» и «ккалли» (храбрый), которое можно представить связанным с греческим «калос». В кечуа есть отрицательный аффикс «а», например, «а-стани» (я переместил вещь), «ни» или «ми» — это окончания первого лица единственного числа, и они добавляются к корню глагола как признак первого лица в изъявительном наклонении. Например, «кан» (быть), а «кан-ми» или «кани» (я есть). Таким же образом «мунанми» или «мунани» (я люблю), а «апанми» или «апани» (я несу). Поэтому лорд Стрэнгфорд был неправ, когда предполагал, что последний глагол, заканчивающийся на «ми», умрет с последним литовцем. Перу сохраняет грамматическую форму, благополучно исчезнувшую в Европе. Нельзя сделать больше, как сослаться на предполагаемые арийские корни, содержащиеся в словаре, но можно заметить, что будущее время в глаголе кечуа образуется с помощью «с»: «мунани» (я люблю), «мунаса» (я буду любить), а аффиксы падежей существительного удивительно похожи на греческие предлоги».