Эрих Дэникен - Воспоминания о будущем

«Из Писания нам ничего не известно о таком источнике при храме. В подобном источнике — да и то с сильной натяжкой — можно увидеть воды Силоама («воды Силоама, текущие тихо») (Исаия 8:6); правда, текут они совсем в другую сторону».

Иезекииль приписывает этому потоку совершенно особые свойства:

«И всякое живущее существо, пресмыкающееся там, где войдут две струи, будет живо; и рыбы будет весьма много, потому что войдет туда эта вода…

У потока по берегам его, с той и другой стороны, будут расти всякие дерева, доставляющие пищу; листья их не будут увядать, и плоды на них не будут истощаться; каждый месяц будут созревать новые, потому что вода для них течет из святилища…»

Известно, что в Иерусалиме не протекает ни ручья, ни реки, на берегах которого было бы такое щедрое буйство жизни. Просто удивительно, какую чушь в священном благоговении сумели сотворить из скромной речки богословские толкования! А поскольку в Мертвом море все мертво в буквальном смысле слова, и там даже при самых благих пожеланиях не может быть речи об обилии рыбы («рыбы… весьма много»), реку, описанную у Иезекииля, превращали в пророческое предвидение будущего!

Чтобы населить реку, которой, кстати сказать, в Иерусалиме нет и не было, хоть каким-то подобием разнообразных форм жизни, переводчики и толкователи проделывали ловкий трюк. Дело в том, что хотя в тексте Книги Иезекииля нет слова «мертвый» в связи со словом «море», в переводе оно фигурировало:

«Впрочем, слово «море» можно считать равнозначным слову «мертвое», поскольку это определение, очевидное для иудейского читателя, не столь очевидно для немецкого, и перевод очень сложно понять, если не пояснить его смысл необходимыми комментариями».

Ловкий трюк, что и говорить!

После того как «море» в результате произвольной интерполяции получило название, река волшебным образом становится ареной некоего экологического чуда, относимого опять-таки к будущему.

Послушаем первый комментарий:

«И вот Иезекииль видит второе чудо: в прежде голой и лишенной какой бы то ни было жизни местности по берегам реки высятся бесчисленные деревья, а бесплодный ландшафт вдруг превратился в нивы, сверкающие изумрудной сочной зеленью… река величественно несет свои воды по всей Иорданской низменности, а затем впадает в соленые воды Мертвого моря… Эти чудесные превращения ручья, вытекающего из храма, не оставляют никакого сомнения в том, из какого источника черпал повествователь силы и вдохновение для своего рассказа; да, это райская река, воды которой наполют град Божий».

А вот второй комментарий:

«Было бы совершенно напрасным занятием подвергать подобные фантазии строго научной критике. Видимо, здесь перед нами — идея о преображении природы…»

Теперь нас ждет третий комментарий:

«Здесь со всей очевидностью отражены надежды Иезекииля, что в будущем источник Храма превратится в широкую полноводную реку, которая напоит своими водами бесплодные восточные области Иудеи и вдохнет жизнь даже в Мертвое море. Когда в Храме будут восстановлены истинные, предписанные законом богослужения, безжизненные окрестности храма и Иерусалима превратятся в цветущий райский сад…»

На очереди — четвертый комментарий:

«…описан поток живой воды, который вытекает из святилища, делая плодородными мертвые земли и возрождая даже Мертвое море».

И, наконец, пятый комментарий:

«С какой стати вообще пытаться найти для подобных видений естественные объяснения столь сомнительного достоинства? Для нас, христиан, разумеется, если мы — не просто критики-педанты, придирающиеся к тексту, этот священный поток является символом пророчества, дарованного Самим Богом… в его воздействии вы видим как бы благочестивый прообраз благодати Святого Духа».

Видение. Пророчество. Благодать… Согласно этим комментариям, получается, что Иезекиилю было обещано, что в будущем возникнет райский сад, река из которого оросит всю Иудею и оживит воды Мертвого моря. Ни одно из этих обещаний так и не исполнилось. Израиль по-прежнему ждет появления райской реки, символизирующей благодать Святого Дуда.

И подобное стремление усматривать во всем призыв к преображению природы именуется научной критикой…

Если бы Шлиман таким же образом интерпретировал тексты Гомера, Троя, скорее всего, не была бы открыта и по сей день.

В 1889 г. археолог Жорж Перро (1832–1914) со своим коллегой Шарлем Шипизом на основании текстов книги Иезекииля создал графическую реконструкцию Иерусалимского храма; в качестве дополнительного источника информации ученые привлекли и Книги Царств.

Главная трудность, с которой они столкнулись при создании реконструкции, — это вопрос о единицах измерения. Каким именно локтем пользовался муж, которого вид был как вид блестящей меди? Вавилонским локтем, длина которого составляла 45,8 см, или древнеегипетским, величина которого равнялась 52,5 см? Или под локтем понималась какая-то другая величина? Вопрос этот очень важен, ибо приведенные размеры свидетельствовали, что здание было поистине грандиозным.

Перро отметил один важный аспект, который, если задуматься, не является столь уж неожиданным:

«Если внимательно изучить текст Иезекииля, нетрудно заметить, что сам храм описан не столь подробно, как внешний и внутренний дворы, окружающие его. Между тем эти внешние зоны должны были бы представлять для пророка куда меньший интерес, чем само святилище. На первый взгляд эта несоразмерность вызывает удивление, но у нее есть свои причины».

Авторы оперируют весьма парадоксальной логикой. По-видимому, пишут они, Иезекииль не стал подробно останавливаться на описании храмового святилища, ибо оно якобы и без того было хорошо знакомо израильтянам. Однако возникает вопрос ведь если израильтяне имели свободный доступ лишь во внешний и внутренний дворы храма, они знали их куда лучше, чем сам храм, войти в который позволялось далеко не каждому? Почему же тогда Иезекииль с такой тщательностью описывал именно дворы и территорию вокруг храма?

Свою графическую реконструкцию храма создал в прошлом веке и видный богослов Рудольф Сменд, немало удивлявшийся, что во всех обмерах храма, «за двумя исключениями, которые, собственно, не имеют особого значения (Иезек. 40:5 и 41:8), неизменно указаны только длина и ширина».

Меня же эта «неполнота» нисколько не удивляет. Муж, которого вид был как вид блестящей меди, прекрасно понимал, что в будущих веках и тысячелетиях от третьей составляющей обмеров — высоты — не останется и следа. Куда важнее пропорции стен, ограничивающих территорию храма. Тот факт, что Иезекииль практически никогда не указывает высоту, опровергает утверждения богословов, будто пророк, созерцая галлюцинацию, описывает образ храма, который еще только будет воздвигнут в будущем. Пропорции высоты для будущего сооружения были бы абсолютно необходимыми. И если бы толкователи вышли из мрака своих книгохранилищ и признали, что Иезекииль описывает пропорции реально существующего здания, загадка храма была бы решена.