Денис Черевичник - Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв.

Через неделю после ареста Калихиас стоял перед судом в зале правосудия в столице острова. Его адвокат утверждал, что поводом к убийству помощника констебля стало оскорбление «timі» — репутации и чести семьи Калихиаса. Как было установлено, чуть раньше в том же году, Маридас арестовал младшего брата Калихиаса за нарушение британских карантинных правил, и тот, несмотря на свой юный возраст, получил пожизненное заключение. В апелляции Калихиаса указывалось, что это преступление имело смягчающее обстоятельство — обычай кровной мести, что полностью поддерживали все односельчане. Но как гласила формулировка приговора, «чтобы предотвратить извращение справедливости и восстановить общественное спокойствие», суд отклонил эту аргументацию и признал его виновным в совершении убийства. Калихиас был в надлежащем порядке казнён, после чего его тело погрузили в смолу и на десять дней другим в назидание оставили висеть на городской площади [1059] Ibid., p. 367. .

Другой прецедент получил резонанс благодаря поразительной дерзости совершённого преступления. Мало кто мог сравниться отвагой с Бернардо Лефтачи, боцманом на судне «Санита» с острова Закинф. Как-то раз Лефтачи, сопровождая своего покровителя — богатого и могущественного доктора Дими-триоса Ломбардоса, при посещении одной из деревень в поместье бывшего регента Закинфа, узнал, что его младший брат незадолго до этого был убит в драке с человеком по имени Гласси. Выяснив, что условия поединка были нечестными, боцман вернулся в столицу острова и направился в главное управление полиции. Там в этот момент находились брат Гласси, служивший констеблем, сержант и ещё два офицера. Войдя в помещение, Лефтачи выстрелил Гласси в голову и ударил ножом в сердце. Прежде чем шокированные полицейские пришли в себя, Лефтачи покинул здание. Несмотря на предпринятые по всему острову розыскные мероприятия, брат-мститель так и не был схвачен. Ходили слухи, что покровитель дал ему прибежище и организовал побег с острова [1060] Gallant, Thomas W. Experiencing dominion: culture, identity and power in the British Mediterranean, University of Notre Dame Press (2002), p. 130. .

Ещё одно убийство в результате вендетты произошло, когда некий отпрыск одного из благородных родов Кефалинии сидел один в гостиной семейной усадьбы. Два ружейных выстрела разорвали тишину летнего вечера. Обе пули попали в цель, и молодой граф погиб на месте. В доме был полный штат слуг, и рядом с домом работали множество крестьян, но ни один из них не признался, что видел убийцу. В процессе расследования полиция выяснила, что молодой аристократ недавно приударил за девушкой, жившей в одной из принадлежавших его семье деревень, а затем бросил её. Основываясь на широко распространённой вере в кровную месть, полиция автоматически предположила, что её братья и были злоумышленниками, проникшими в дом этим вечером, забравшимися на дерево перед балконом в гостиной и убившими графа. И хотя у властей не оставалось сомнений в том, чьих это рук дело, братья так никогда и не заплатили за это преступление. Как было сказано в полицейском отчёте: «никого из крестьян не смогли вынудить дать показания, хотя нет сомнений, что многие из них располагали доказательствами» [1061] Gallant, Thomas W. Honor, Masculinity, and Ritual Knife Fighting inNineteenth-Century Greece. // The American Historical Review, Vol. 105. No. 2, April (2000), p.368. .

Рис. 9. Повстанцы братья Мантакас, Крит. Фредерик Буассон, 1911 г.

Это три случая олицетворяют типичные убийства в результате вендетты и демонстрируют ключевые отличия между кровной местью и дуэлями на ножах. И то и другое являлось ритуализованной формой насилия, но с различными правилами. В обоих случаях ключевым понятием была честь. Но в вендетте главной целью являлось именно убийство, тогда как в дуэльном поединке достаточно было напугать, унизить или изуродовать противника. Ещё одним различием было то, что в вендеттах, как правило, предпочитали не нож, а огнестрельное оружие, а также были приемлемы различные уловки и хитрости, такие, как убийство в спину из засады. То есть к вендетте не предъявлялись требования честного боя, обязательные для поединка. Прекрасной иллюстрацией к этому служат приведённые выше примеры вендетт — ни одна из жертв, о которых мы говорили, не имела ни шанса защитить себя, ни возможности ответить на нападение.

Ещё одним отличием вендетты от поединка на ножах было то, что главной причиной вендетт являлись не слова, а действия. Заурядное вербальное оскорбление, инициировавшее поединок на ножах, не могло послужить причиной для кровной мести. В вендетте провоцирующее действие в первую очередь должно было быть расценено как нарушение общинных норм. Достаточно взглянуть на разницу в действиях Лефтачи и родственников Теодороса Маридаса. Лефтачи был убеждён, что его брат погиб в нечестном бою, что и вызвало кровную месть, а семья Маридаса смирилась с его участью и не испытывала необходимости смывать позор кровью Калихиаса.

Также в случае вендетты сама жертва не обязана была принимать ответные меры — отомстить мог любой из родственников. Кроме этого, кровники-убийцы решительно избегали ареста и судебного разбирательства. В отличие от дуэлянтов, которые приветствовали свой арест, кровники противились задержанию, даже если убийство было совершено в полицейском участке. Как отмечали некоторые исследователи, многие убийцы-кровники уже никогда не возвращались домой и уходили в горы, чтобы стать бандитами — «бригантес». И наконец, болтливость и откровенность очевидцев дуэлей на ножах контрастирует с каменным молчанием свидетелей убийств в вендетте.

Таким образом, традиционный греческий код молчания — омерта распространялся не на все, а лишь на некоторые виды насилия. Так, например, ионийским мужчинам, хранившим гробовое молчание в случае вендетт, нравилось рассказывать о дуэлях на ножах, и даже казалось, что они рады возможности сообщить об этом суду. Эти свидетельства очевидцев дуэлей формировали общественное мнение и влияли на него больше, чем рассказы самих участников поединков. В своих показаниях очевидцы комментировали каждый аспект дуэли: кто дрался хорошо, а кто нет, кто провоцировал и кто получил по заслугам. В зависимости от того, в какую форму облачались эти комментарии, они могли как спасти, так и уничтожить репутацию дуэлянтов. В своих показаниях ионийские мужчины говорили о ходе поединка: чем всё закончилось, что при этом было сказано. Так же они оценивали и сам поединок, и судьи прислушивались к их оценкам. Мужчины рассказывали о том, насколько чисто прошёл бой, были ли равны силы противников. Был ли один из них пьянее, чем другой. Пытался ли кто-то из них не только оставить противнику шрамы, но и убить его. Хотя в реальности поединки на ножах были смертельно опасны и их участники нередко умирали, в интерпретации очевидцев драма могла превратиться в фарс. Это оставляло пятно как на добром имени человека, получившего шрам, так и на репутации его более удачливого противника. Так, например, и произошло в 1835 году на дуэли Андреаса Магираса и Николаоса Бамбулиса. Присутствовавшие на поединке зрители насмехались над ними, так как оба участника дуэли были настолько пьяны, что были не в состоянии драться. Один из очевидцев насмешливо заметил на суде, что «это выглядело забавно и оба сражались как идиоты» [1062] Gallant, Thomas W. Experiencing dominion: culture, identity and power in the British Mediterranean, University of Notre Dame Press (2002), p. 133. .