Павел Черносвитов - Загадки Древней Руси

Данные палеогеографии вносят серьезные уточнения в картину Куликовской битвы. Эти уточнения, как мы видим, существенно корректируют традиционные представления о ходе битвы. И снова возникают многочисленные вопросы, среди которых самый главный: правильно ли С. Д. Нечаевым определено место битвы?

События Куликовской битвы неоднократно привлекали внимание наших военных историков. Первым из них стал генерал-лейтенант князь Н. С. Голицын, посвятивший в своей книге «Русская военная история» [ч.1, 1877] отдельную главу Куликовской битве. Впоследствии на эту тему писали известный военный историк Д. Ф. Масловский [ «Военный сборник, 1881, № 8–9], в советское время — профессор, полковник А. А. Строков [ «История военного искусства», т.1. М., 1955] и профессор, генерал-майор Е. А. Разин [ «История военного искусства», т. II. М. 1957], а также советский военный историк Л. Г. Бескровный.

Эти историки рассматривали главным образом военные аспекты Куликовской битвы — стратегию и тактику сторон, оперативное искусство полководцев, организацию войск и способы ведения боя. Попутно им удалось сделать множество чрезвычайно любопытных наблюдений. Добавим, что Д. Ф. Масловский лично побывал на Куликовом поле и посмотрел на него глазом военного человека. Отметив, что историки «расходятся в изложении даже фактов, нужных для выводов, в особенности по отношению к ходу битвы», Масловский особо подчеркивает, что «нельзя не обратить внимания, что осмотр полей сражений, в особенности классических, для каждого из военных крайне интересен не только в смысле удовлетворения любознательности, но и для совершенно ясного представления себе всего хода дела» [Масловский, с. 207].

На что же обратили внимание военные?

Определенные сомнения вызвали мотивы действий обеих сторон. Не говоря об этом прямо, это, тем не менее, ясно дает понять Д. Масловской: «Сила и цель действий Мамая произвели сначала сильное впечатление, в особенности на духовенство. Дело представлялось в том виде, что в состав войск Мамая входили, кроме всех татарских и половецких сил, еще наемные дружины закаспийских мусульман, алан, черкес и крымских фрягов (генуэзцев); наконец, было известно, что Мамай заключил союз с Ягайло Ольгердовичем Литовским. Целью действий Мамая, по слухам, было полное порабощение России, совершенное истребление русских князей и замена их ханскими баскаками. В заключение татары грозились истребить и веру православную, заменив ее магометанством». Трудно не заметить в этом отрывке некоторой доли иронии.

Резкое неприятие военных историков вызвали безумные цифры, показывающие количество участвовавших в битве с обеих сторон войск, которые приводятся в памятниках Куликовского цикла: четыреста тысяч, семьсот тысяч, миллион двести тысяч! Эти цифры вызывали сомнение даже у неспециалистов, а уж военные просто высмеяли эту астрономическую цифирь. «Хотя всеобщий характер ополчения очевиден, однако численность русской рати источники, безусловно, преувеличивают, — отмечает генерал-майор Е. А. Разин. — Великое Московское княжество даже в союзе со всеми русскими княжествами не могло выставить такой рати» [Разин, с. 217]. «Численность войск явно завышена, — считает полковник А. А. Строков. — Русское войско имело не более 100 тысяч человек. Но и эта цифра для тех времен была исключительно велика. В тот период ни одна западноевропейская страна не могла выставить на поле сражения такого громадного войска» [Строков, с. 287].

Генерал-майор Е. А. Разин, чтобы опровергнуть эту явно несуразную арифметику, произвел собственный расчет возможной численности рати Дмитрий Донского, исходя из численности населения Северо-восточной Руси во второй половине XIV века, и вот что у него получилось:

«Для приблизительного подсчета населения Русского государства, позволяющего определить возможную численность войска, можно воспользоваться данными, относящимися к XVI веку, с поправкой в меньшую сторону для XIV века. Подсчитано, что в границах того времени, исключая Сибирь, было 220 городов. Самые крупные города — Новгород, Псков и Москва — имели до 20 тысяч каждый… Если предположить, что в 50 городах насчитывалось по 3 тысячи, а в 166 городах по 1 тысячи жителей, то получится, что во всех городах, включая и крупные, жило 341 тысяч человек.

Имеются также данные о сельском населении… В среднем можно считать около 300 деревень в уезде, что в 220 уездах составит 66 тыс. деревень. Селения до 100 дворов были исключением, преобладали деревни в 2–3 двора. В каждой деревне в среднем можно считать по 5 дворов. В таком случае окажется 330 тыс. дворов, а в каждом дворе — один мужчина 15 лет и старше. Для определения общей численности населения Руси в XVI веке историк Чечулин предложил коэффициент — 3,266, введя который получим 1078 тысяч жителей деревни.

Следовательно, в городах и деревнях в XVI веке на всей территории Русского государства в границах того времени насчитывалось 1420 тысяч жителей, из них мужчин от 15 лет и старше — 435 тысяч. Духовенство и монахи составляли не менее 10 процентов, старики свыше 60 лет — около 5 процентов (их мы исключаем из мобилизационных расчетов). Остается всего 360 тысяч, из которых вряд ли можно было привлечь в войско свыше 10–15 процентов, что составит 36–54 тысяч воинов. Но ведь эти данные относятся к XVI веку.

В обстановке непрерывных войн XIV в. плотность населения не могла быть высокой, вряд ли более 5 человек на один квадратный километр, что дает 250–300 тысяч жителей в Великом Московском княжестве. При высоком мобилизационном напряжении в 10 процентов, что мало вероятно по тому времени, могло быть собрано 25–30 тысяч воинов, из которых не менее 5 тысяч человек было оставлено в Москве, в качестве стратегического резерва. Следовательно, в поход выступило 20–25 тысяч воинов. Все другие княжества могли дать 25–30 тысяч воинов.

Общая численность русской рати, вероятно, не превышала 50–60 тысяч человек, то есть она была во много раз меньше цифр, имеющихся в летописях».

Генерал-майор Е. А. Разин так объясняет несоответствие между сообщениями источников и реальными мобилизационными возможностями Московского княжества: «Тысяча» была административной единицей, которую выставляли город или его часть во главе с тысяцким воеводой. В таком случае «тысяча» насчитывала столько воинов, сколько мог выставить данный город, а это всегда было значительно меньше арифметической тысячи. «Тысяча» могла иметь несколько сотен воинов. Сотня также являлась административной, а не арифметической единицей и, как правило, имела меньше ста воинов. В таком случае, под командованием 23 русских князей и воевод могло быть свыше 200 «тысяч», насчитывающих в четыре раза меньше воинов. При учете этих предположений сообщения летописцев становятся правдоподобными» [с. 273]. Кстати, еще В. Н. Татищев полагал, что число русской рати было не более чем в 40 тысяч [Татищев, История Российская, т. 5, М.-Л., 1965, с. 144, прим. 281].