Жан Гаррабе - История шизофрении

Как писал Weizsacker: «Субъект никогда не бывает хорошо застрахованной собственностью; чтобы обладать им, его нужно беспрестанно приобретать», а именно, согласно Kimura В., у шизофреника отмечается провал этого акта исторического повторения, соединяющегося, таким образом, с утратой естественной очевидности, по Blankenburg, очевидности, появляющейся, когда это повторение совершается естественно.

Как показывают эти краткие элементы, феноменологический анализ аутизма не ставит перед собой задачу «выделить основное явление, которое было бы непременным условием возникновения шизофрении, основное расстройство, Grundstorung в значении классической немецкой психопатологии… Его целью не является найти неспецифический первичный или банальный симптом шизофренического умопомешательства, а место в человеческом бытии, где оно появляется, место его источника (Ursprung — источник, истоки; нем.), что не означает его причины (Ursache — причина; нем.). И этим местом является тело в определенном здесь значении, которое имеет физическую, но также нерасторжимо и космическую природу » /210, с. 85/.

Эта перспектива создает возможность для явления аутизма стать всеобщим местом шизофренического умопомешательства вне времени, вот почему мы поставили его в конец этой истории.

Заключение

Место, которое занимает в современном языке семантическое поле79, открытое после создания E. Bleuler в 1911 г. неологизма «Шизофрения», может быть, позволит нам понять, что хотят сказать, когда ставят вопрос в наше время о кончине этого психоза. Предсказывают, что это произойдет к концу века. Таким образом, наш XX век может являться столетием шизофрении.

Заглавное слово «шизофрения» и другие, производные от него, фигурируют не только в медицинских словарях, но и в словарях общего профиля. Так, начиная с 1966 г., Энциклопедический справочник «Robert» помещает на своих страницах частицу «шизо», определяя ее как «элемент, взятый из греческого «схизейн» — раскалывать, расщеплять, который входит в состав научных терминов». Тогда же в этот справочник были включены слова «шизоид», «шизоидия», и «шизофрения». Определение, данное для последнего слова, относительно которого уточняется, что речь идет о психиатрическом термине, созданном в 1911 г., гласит: «психоз, характеризующийся психическим распадом (амбивалентность мышления и чувств, парадоксальные формы поведения), утратой контакта с действительностью (уход в себя, отсутствие интересов, апатия, инертность, иногда бред) и эндокринными, симпатическими и метаболическими нарушениями». Как отсюда видно, это больше медицинское, чем лексическое определение понятия, с детальным, впрочем, немного устаревшим, описанием семиологии этого психоза. Дополнение 1970-го года иллюстрирует его цитатой из «Психофизиологии человека» Jean Delay, которая также относится к категории медицинского языка.

То же и для понятия «шизотимный» (определение: «индивидуум, характер которого определяется шизофренией»). Для освещения точного значения этого слова приводится анализ восприимчивости шизотимного типа, сделанный E. Kretschmer: «Изысканное ощущение природы и тонкое понимание искусства, полный вкуса и меры личный стиль, потребность в страстной привязанности к некоторым людям, преувеличенная чувствительность к неприятностям, мерзостям и трениям повседневной жизни».

Смысл понятия «шизоид», указанного также как медицинский термин, созданный в 1911 г., иллюстрируется цитатой из литературного текста, а именно «Тибольта» J. P. Sartre /T. IV, с. 130/, при этом делается ссылка на различие, приводимое Minkowski, между синтонным и шизоидным типами. Следовательно, мы опять находимся в области специального языка.

Зато, если определение понятия «шизофреник», появление которого во французском языке относится только к 1920 г., что нам кажется большим опозданием, означает просто «больной, страдающий шизофренией», то цитата приведенная в качестве примера, особенно интересна, так как она в совершенстве показывает происходящее смещение смысла. Речь никоим образом не идет о тексте, где говорилось бы о больном, страдающем подобным психозом, но цитируется фрагмент из «Ситуации 1» /с. 82/, где Sartre, говоря о Girandoux, признает, что он берет на свой счет ответственность, и искусно разрабатывает «основные характерные черты этих больных, их ригидность, их усилия, направленные на отрицание изменений, на маскировку настоящего состояния, их геометризм, их склонность к симметрии, к обобщениям, символам, к соответствиям через время и пространство». Таким образом, это слово перешло здесь из медицинского языка, потому что, очевидно, что Sartre не ставит диагноз психического состояния Girandoux, в философскую терминологию, как означающие означаемого, имеющее значение эстетического суждения. Впрочем, нам кажется, что стиль Girandoux передает скорее видение мира шизоида, как его описывает E. Kretschmer в приведенной нами выше цитате, чем поведение шизофреника.

Когда Sartre, в приведенном им экзистенциальном анализе творчества Густава Флобера, говорит о шизофренической установке в его произведении «Семейный дурачок», которое, несомненно, является попыткой самоанализа, то в таком смысле это и надо понимать.

Во всяком случае, так понял его самый известный немецкоязычный последователь Jean Amery /1912-1978/, опубликовавший незадолго до своего самоубийства контранализ, французский перевод которого только что вышел из печати /5/, и подписавшийся французским псевдонимом, анаграммой своего немецкого имени — Hans Maier (его выбрал для себя этот австрийский еврей, избежавший Освенцима).

По мнению Michel Contat, J. Amery считал, что сам Sartre после 1968 г. тоже отвернулся от действительности, приняв шизофреническую установку. Воинствующие призывы Sartre к безоговорочной революции в повседневной жизни не согласовывались больше с его литературными изысканиями, сосредоточенными на фигуре нелюдимого писателя G. Flaubert, поскольку он сам «замкнулся в нарциссической позиции» /45/.

В применении слова «шизофрения» и «шизофренический», в отношении художников и их произведений, всегда существует неопределенность, потому что неясно, о чем идет речь — о психопатологии или об эстетике. Мы уже упоминали, что H. Prinzhorn говорил о шизофреническом искусстве в отношении «Bildnerei» («художественной» мазни, — нем.), создаваемой художниками, вовсе не страдающими шизофреническими психозами.

По поводу двухсот сорока двух романсов, сочиненных Hugo Wolf /1860-1903/ в 1888 г., за двести дней, критик Marline Lecoeur пишет: «Впервые в истории романса фортепьяно не сопровождает пение, а командует им. Вот пример записанной нотами музыкальной шизофрении». Это творческое исступление как бы предвещало психоз, который проявился после горячего спора с Густавом Малером 18 сентября 1897 года. Последний отказался поставить в Венской Опере единственное лирическое произведение «Коррехидор», написанное его соучеником и другом /54/, что привело к первой госпитализации H. WoIf в дом умалишенных доктора Svetlin. После того, как он перестал писать музыку и совершил попытку самоубийства, бросившись в озеро Траун в октябре 1898 г:, подобно Robert Schumann за полвека до этого, произошла вторая госпитализация, продолжавшаяся до его смерти в 1903 году /55/. Лишь через год состоится премьера его оперы, которую Малер решил поставить 18 февраля 1905 г. /55/ во искупление своей вины в заболевании, связанном с его отказом.