Иван Оченков - Царь [СИ]

Петер был на год старше принца, а его родители жили неподалеку от Шверина и мальчишки частенько проказничали вместе. Его отец прежде служил в замке конюхом, а мать была служанкой прежней герцогини пока та, бедняжка, не скончалась при родах.

— Я знаю, — со вздохом отозвался принц.

— Вы и впрямь швырнули в епископа чернильницей?

— Он назвал моего отца беспутным!

— Свинья! — согласился с ним Петер. — Никто другой не смог так сказать про нашего доброго герцога. Знаете, в другой раз я бы с удовольствием сказал, что это я швырнул в преподобного вашу чернильницу, но кто в это поверит? Мне уж совсем нечего делать на ваших уроках.

— Не надо, — испугался Карл Филипп. — Тебя и так прошлый раз высекли, когда ты сказал, будто запустить в сад свинью с поросятами было твоей затеей.

— Да уж, — усмехнулся мальчишка и непроизвольно почесал наиболее пострадавшее в тот раз место. — Помните, с каким визгом они бегали по саду, распугивая служанок?

— Да, но это ведь это я придумал.

— Это самое малое, что я мог сделать для вашей светлости. Отец всегда говорит, что наша семья всем обязана герцогу Иоганну Альбрехту, а потому я должен верно служить его сыну, то есть вам. И когда он так говорит, даже моя мама улыбается, а уж с ней не часто такое случается.

— Ну и глупо, потому что матушка все равно не поверила в эту басню и приказала меня высечь.

— Это потому, что вы ей сразу признались.

— Конечно, я ведь сын герцога-странника и мне не годится прятаться за чужими спинами.

— А вот это достойная речь! — раздался совсем рядом громкий голос и к мальчишкам вышел высокий мужчина в нарядном камзоле.

Было совершенно непонятно, откуда он взялся и как ухитрился подобраться незамеченным, так что застигнутые врасплох мальчишки на мгновение остолбенели. Впрочем, пребывали в ступоре они недолго и тут же кинулись в разные стороны и непременно преуспели бы в своем намерении, если бы не ловкость незнакомца, тут же схватившего обоих за шиворот.

— Далеко ли вы собрались, молодые люди? Это право же невежливо, ведь я еще не закончил!

— Кто вы, сударь? — почти спокойно спросил у него принц, в то время как его товарищ продолжал отчаянно сопротивляться.

— Хороший вопрос, ваше высочество, и я непременно отвечу на него, как только ваш спутник прекратит сопротивление.

— Как бы не так, — огрызнулся Петер, и вдруг сделав неуловимое движение, выскользнул из рубашки и бросился бежать.

— Вот ведь сорванец! — засмеялся незнакомец.

— Может быть, вы меня отпустите?

— Если вы, ваше высочество, пообещаете не предпринимать попыток к бегству, а то ведь мне нельзя бегать.

— Обещаю, но почему вы титулуете меня "высочеством", ведь я пока всего лишь "светлость".

— А вот тут вы ошибаетесь, мой принц. Ваш отец, носит титул "царя всея Руси", а стало быть, равен императору. Следовательно, вы имеете право именоваться "высочеством", или даже "королевским высочеством".

— Вы знаете моего отца?

— Позвольте представиться, мой принц. Барон фон Гершов, к вашим услугам. Я обер-камергер вашего отца и заодно ваш новый воспитатель.

— Вас прислал мой отец?

— Совершенно верно!

— Вы увезете меня к нему?

— Я имею такое повеление от его величества.

— Когда мы едем?

— Боюсь не так скоро, — улыбнулся фон Гершов. — Как минимум, вам прежде нужно объясниться с вашей царственной матушкой по поводу покушения на его преподобие.

— Он оскорбил моего отца!

— Не могу не признать, достойный повод.

— Меня накажут?

— Вне всякого сомнения.

— Ну и пусть!

— Вы позволите сопроводить ваше высочество? — церемонно поклонился барон.

— Буду вам чрезвычайно обязан, — ответил на поклон принц, и тут же спросил: — А отчего вам нельзя бегать?

— Что, простите?

— Вы просили меня не убегать, потому что вам нельзя бегать.

— Ах вот вы о чем, — засмеялся фон Гершов. — Это одна из любимых шуток вашего отца. Он говорит, что генералам нельзя бегать, потому что в мирное время это может вызвать смех, а в военное панику.

— А вы – генерал?

— Да, я командующий немецкой гвардией его величества. Кстати, пока мы идем, может быть, ваше высочество, расскажет мне, что на самом деле произошло?

Через несколько минут они стояли перед герцогиней Катариной, рядом с которой, с видом христианского мученика отданного на съедение львам, стоял преподобный Глюк.

— Благодарю вас, барон, — с царственным величием наклонила голову Катарина. — Обычно этого сорванца не так просто сыскать.

— Служить вам, мой долг, — изящно поклонился тот в ответ.

— Сын мой, — обратилась тем временем герцогиня к сыну. — Я чрезвычайно разочарована поведением вашей светлости! Скажу более, вы до крайности огорчили меня. Его преподобие мне все рассказал, и я намерена примерно наказать вас.

Все это Катарина произнесла печальным, но вместе с тем торжественным тоном с поистине королевским величием. Однако реакция юного принца оказалась весьма неожиданной.

— Матушка, как послушный сын я приму любое ваше наказание, однако настоятельно требую, чтобы меня именовали согласно моему титулу!

— Что это значит?

— Прошу прощения, — счел необходимым вмешаться Кароль. — Но это я объяснил принцу Карлу Филиппу, что он старший сын русского царя и потому имеет право титуловаться его высочеством.

— Варварский титул, — негромко фыркнул Глюк. — Он не может быть ровней европейскому!

— К тому же, — продолжал фон Гершов, не обращая внимания на слова епископа. — Указом его царского величества я назначен старшим воспитателем его высочества. Поэтому я не могу согласиться с необходимостью наказания моего подопечного, до той поры пока не узнаю обо всех обстоятельствах дела.

— Как вы смеете оспаривать решения ее королевского высочества, — возмутился Глюк. — Это неслыханно!

— А разве герцогиня уже приняла решение? Простите, я его не слышал!

— Хорошо, — согласилась Катарина. — Ваше преподобие, соблаговолите повторить ваш рассказ.

— Только из уважения к шведскому королевскому дому, — поджал губы епископ. — Впрочем, извольте. Сегодня, его светлость, принц Карл Филипп были чрезвычайно неусердны в изучении наук. Несмотря на мои неоднократные кроткие увещевания, он не пожелал изменить своего поведения и когда я пообещал его наказать, заметьте, только пообещал! Так вот, услышав о наказании, его светлость изволили кинуть в меня бронзовой чернильницей, от каковой я увернулся совершеннейшим чудом.

— Это неправда! — возмущенно воскликнул Карл Филипп, но фон Гершов, положив руку на плечо мальчика, успокоил его порыв.

— Сохраняйте спокойствие, мой принц.

— Вот видите, — патетически воскликнул Глюк. — А теперь он обвиняет во лжи своего духовного отца!