Иван Оченков - Царь [СИ]

— Вам не за что извиняться, барон. Разумеется, я не смею противиться воле моего супруга, а потому не могу вам препятствовать в этом. Пока же ступайте к своему подопечному, как мне кажется, вы ему понравились. Мы с вами позже еще побеседуем, а пока прошу вас удалиться. И не забудьте привезти вашу супругу.

С этими словами Катарина протянула руку, и вскочивший фон Гершов почтительно ее поцеловал. Затем, он весьма изящно поклонился и вышел из кабинета. Как оказалось, принц Карл Филипп с нетерпением ожидал его возвращения и, едва увидев, бросился к своему новому наставнику.

— Все хорошо? — спросил он Кароля.

— Более чем, мой принц!

— Меня не будут наказывать?

— Непременно будут.

— Но за что, я же ни в чем не виноват!

— Вы совершенно напрасно так думаете, молодой человек. Вы изволили бросить в преподобного чернильницей и, несмотря на ничтожность расстояния, ухитрились промахнуться. Я нахожу это непростительным.

— Но что же делать? — воскликнул совершенно сбитый с толку мальчик.

— Разумеется тренироваться, мой друг. Я намерен заняться вашей боевой подготовкой, и можете поверить мне на слово, больше с вами такого не повторится.

— Ура! — закричал обрадованный принц. — А можно Петер будет тренироваться со мной?

— Не уверен, — барон ненадолго задумался, — не очень-то он похож на Анисима.

— А кто такой Anisim и почему это так важно?

— Не обращайте внимания, ваше высочество, на самом деле это совсем не важно.

Дело шло к вечеру, когда перед нами показались стены Можайского кремля. Как и многие другие каменные крепости на Руси, он был построен по повелению Бориса Годунова. Но, похоже, в данном случае царь Борис не слишком контролировал строительство, отчего крепость получилась так себе. Не слишком большая размерами она стояла на невысоком холме и окружена со всех сторон водой: с севера речкой Можайкой, а с востока, юга и запада довольно глубоким рвом. И все бы ничего, если бы над всем этим не господствовала так называемая Барыкина гора. Когда гарнизон и жители Можайска вздумали сопротивляться Самозванцу, идущие с ним польские артиллеристы втащили на нее пушки и всего за день обстрела вынудили защитников сдаться.

— Государь, дозволь вперед поскакать! — вывел меня из состояния задумчивости звонкий голос.

Обернувшись в сторону спрашивающего, я увидел ратника из вельяминовского полка. Судя по голосу и не слишком плотному телосложению, это был еще очень юный воин, а двуглавый орел на кирасе ясно свидетельствовал, что он из кирасирского эскадрона, то есть рында или поддатень. Однако из-за надвинутого лоб шлема узнать молодого человека никак не получалось.

— Петька Пожарский, — пояснил Вельяминов, понявший причину моего недоумения. — Отца, видать, хочет порадовать.

— Соскучился, поди? — спросил я у парня. — Ну, скачи, передай что войско идет и я с ним. Пусть встречают, да кашу ратникам варят. Проголодались небось.

Старший сын прославленного воеводы довольно гикнул и, ударив шпорами коня, понесся к городу.

— Вовремя подошли, — буркнул окольничий, провожая взглядом скачущего княжича. — Вечор последний харч доели, мало у кого хоть горсть сухарей на сегодня оставалась.

— Как планировали, так и подошли, — не согласился я. — А вот то, что провизия закончилась, так это разбираться надо. То ли взяли мало, то ли жрали много, а может и вовсе разворовали, сукины дети!

— Ага, Берии на нас нету, — охотно согласился Никита.

Я на секунду завис от этого заявления, потом чертыхнулся про себя на глупую привычку мести языком, не думая о последствиях.

— В посад заходить будем, — продолжил Вельминов, — или как?

— В посад?

— Ну да, крепость-то маловата.

— Чего мы там не видали? В поле станем подле города.

— Как прикажешь.

— Да предупреди своих и прочим полковникам передай, чтобы порядок соблюдали. А то знаю я их, только отвернешься, они уже посадских баб за все места хватают.

— Ну что ты такое, государь, говоришь, — усмехнулся Никита. — Мы же у тебя аки ангелы небесные.

— Во-во – иже херувимы! Знаю я ваше благочестие и потому добром прошу.

Пока мы так беседовали, на звоннице Никольского собора зазвонил колокол, а через несколько минут нам навстречу выехала кавалькада из представителей местного начальства, а за ними местные жители гнали овец и везли на телегах припасы.

Не доезжая до меня нескольких шагов, Дмитрий Михайлович и его провожатые спешились, и нестройной толпой двинулись мне навстречу. Сам воевода на вытянутых руках держал серебряное блюдо с умопомрачительно пахнущим караваем хлеба. Поскольку сегодня постились не только царские ратники, но и их непутевый государь, в животе моем тут же заурчало. Воспользовавшись возможностью, я тут же оторвал от каравая кусок и, макнув его в солонку, вгрызся в ноздреватую мякоть, прикрытую смачно хрустящей на зубах корочкой.

— Хороший хлеб, — похвалил я встречавших, дожевав свой кусок, и с сожалением передав каравай Никите. — Должно быть только испекли?

— Старались, государь, — ответил князь и хотел было бухнуться на колени, но я удержал его.

— Не надо, Дмитрий Михайлович.

— Великая честь тебя видеть, государь, — глухо продолжал он. — Не прикажешь ли молебен отслужить?

— Прикажу, но позже. Сначала пусть люди поедят с дороги. Да и сам, как видишь, грешным делом, проголодался.

— Этому горю легко помочь, поехали в город, попотчую. В баньке попаришься…

— Прости, князь, но в походе я ем, пью и отдыхаю последним. Так уж у меня заведено.

Говоря это, я внимательно смотрел на прославленного воеводу. До меня доходили вести, что Пожарский серьезно болен, но я до сих пор не подозревал насколько. Князь похудел, лицо его имело нездоровый цвет, а дыхание было тяжелым.

— Как здоровье, Дмитрий Михайлович?

— Еще на одну войну хватит, государь.

— Вести от лазутчиков есть?

— Есть, как не быть. Не стал Владислав Смоленск осаждать, оставил там рать невеликую, а сам сюда идет с большой силой.

— И скоро ли ждать гостей?

— Через три-четыре дня будут.

— Так скоро?

— Поспешает анафема.

— Три дня, говоришь? Успеем.

— Хочешь биться с ним?

— Хочу-не хочу… нет другого выхода, довольно они по нашей земле погуляли, пора и укорот дать!

— Маловато у тебя войска.

— Ничего, бывало и хуже.

— Может, в крепости встанешь?

— Нет, в поле лагерь поставим. Немного погодя скажу где. У тебя-то все готово?

— Что велено, все запасли. Порох, свинец, мука, крупа, сало и солонина, всего в достатке.

— Это хорошо. Как начнем лагерь ставить, пришлешь на работу здешних посадских.

— Сделаем, государь.

— Лесу запасли?

— Вот с лесом худо. Сколько смогли – запасли, а за прочее не гневайся. Людишек маловато, а те, что есть, наги и босы от разорения.