Иван Оченков - Царь [СИ]

— Как знать, как знать, — задумчиво протянул я. — Кстати, а что это за молодой человек?

— О, позвольте рекомендовать вам, ваше величество. Мой новый друг пан Ян Корбут!

— И где же ты его выкопал?

— Молодой человек совершенно добровольно изъявил желание поступить ко мне на службу.

— Вот как?

— Его милость пан Михальский говорит неправду, — обиженным тоном заговорил паренек. — Он обманом заманил меня в западню и взял в плен.

— Да ты растешь, дружище, — засмеялся я. — Вон каких сановных людей в плен захватываешь!

— Это ваше величество еще не знает, кому прежде служил Янек, а то бы вы не смеялись над своим верным слугой.

— Да что ты говоришь, и у кого же служил сей витязь?

— У пана Карнковского!

— Постой-постой, у того самого?

— Именно, но этот славный малый служил не только ему, а еще и…

— Только не говори, что панне Агнешке!

— Да, ей, но не это самое главное! Наша общая знакомая по-прежнему очаровательна и ее сети все так же не пустуют!

— И кто же угодил в них, на сей раз?

— Ну, один из этих бедолаг сейчас перед вами!

— Зачем вы смеетесь над бедным сиротой? — едва не заплакал Корбут. — Уж если судьба оказалась ко мне злой мачехой, так зачем еще и насмехаться?

— О, господи, — только и смог сказать я.

— Ваше величество, — обернулся ко мне Янек. — Про вас говорят, что вы воплощение рыцарства, хоть и, не в обиду вам будет сказано, еретик. Зачем вы мучаете меня? Я не богат и родни у меня нет, так что выкупа заплатить будет некому. Пан Карнковский прогнал меня со службы, и все, что у меня осталось, так это жизнь, да мое чувство к прекрасной панне Агнешке, хоть она и отвергла его. Если вам будет угодно, велите меня повесить, но только прикажите не говорить о панне худо в моем присутствии.

— Эти слова делают вам честь, молодой человек! — громко сказал я ему и, обернувшись к Корнилию тихонько спросил: — Ты зачем этого клоуна притащил? Меня сейчас стошнит от его выспренности!

— Как, разве вы не хотите узнать, кто стал самым большим уловом вашей старой знакомой? — так же тихо ответил Михальский.

— Ну и кто же этот счастливчик?

— Королевич Владислав!

— Да иди ты!

— И, более того, она сейчас находится при нем. Днем скрывает свой пол в мужском наряде, а ночью…

— Однако!

Польско-литовская армия неотвратимо накатывалась на земли своего старинного врага. Не раз и не два московитские орды тревожили пределы шляхетской республики, но пробил час мщения! Осталось последнее усилие, чтобы дикая и заносчивая, варварская страна окончательно склонила свою шею перед европейской цивилизацией, олицетворением которой, несомненно, была Речь Посполитая – идеальное государство, поставившее права своих граждан выше тирании монархов и свято следовавшая этим принципам, на протяжении своей истории. Образованным и культурным шляхтичам самим провидением было уготовано стать господами для варваров-московитов, чтобы принести им свет истинной веры, и настоящую европейскую культуру вместо темной азиатчины. Именно так рассуждали многие участники похода, от крупных магнатов, ведущих в поход собственные полки, до нищих шляхтичей, снарядившихся на последние деньги, взятые в долг у ростовщиков под залог давно разоренных маетков. А чтобы ревность к правому делу не угасала в сердцах храбрых воинов, королевский капеллан пан Калиновский, всякий раз служа мессу, произносил горячие проповеди к своей воинствующей пастве. Выслушав напутствия ксендза, ясновельможные паны отправлялись к себе, чтобы выпить за правое дело по доброму кубку вина и предаться сладостным мечтам о том, как будут нести свет просвещения схизматикам. По утрам же, наскоро опохмелившись, славные воины садились на коней и, прикрикнув на собиравших хозяйское добро холопов, чтобы ничего не потеряли, отправлялись дальше.

Наблюдавший за ними королевич Владислав, был неизменно любезен и приветлив, однако идти предпочитал с более дисциплинированными войсками. Стойкой немецкой и венгерской пехотой, валашскими, казачьими [48] То, что воинское подразделение называлось "валашским" или "казачьим" совершенно не означало, что военнослужащие в нем были казаками или уроженцами Валахии. Это всего лишь свидетельствовало о типе экипировки по-валашски или по-казачьи. и рейтарскими хоругвями и, конечно же, гордостью армии Речи Посполитой – крылатыми гусарами. При взгляде на проходящие войска в сердце старшего сына короля Сигизмунда просыпалась гордость. С такой армией он непременно разобьет этого выскочку – герцога Иоганна Альбрехта, и отберет у него принадлежащий ему по праву трон. А вот тогда… впрочем, что будет "тогда", королевич пока не думал. Ну, или почти не думал. Все-таки Московское царство – большое и богатое государство и если его присоединить к Речи Посполитой, то получившаяся держава будет превосходить по своей мощи все окрестные страны. К тому же, русские хоть и дики, тут королевич был вполне согласен с Калиновским, нельзя сказать, чтобы у них не было совсем никаких достоинств. Например, они послушны воле своих царей. И если за спиной Владислава, когда он станет королем, будут неисчислимые московитские орды, то магнатам будет не так легко перечить его воле, как они делают это сейчас по отношению к его отцу. Впрочем, это дело будущего, а сейчас молодой человек учился искусству управления войсками у старого и опытного гетмана Ходкевича, стараясь не возбуждать в своих будущих подданных подозрений на свой счет.

…

— Какое прекрасное зрелище, ваше высочество, — отвлек его от размышлений голос панны Агнешки.

— Вы совершенно правы, дорогая моя, — обернулся он к ней и тут же зажмурился, сделав вид, что ослеплен ее красотой. — Боже, как вы прелестны!

Вправду сказать, переодетая в мужское платье девушка выглядела и впрямь весьма импозантно. Отороченная лисьим мехом шапочка красиво обрамляла белизну лица прекрасной панны, стянутый кушаком нарядный кунтуш подчеркивал тонкость стана, а с какой грацией она сидела в седле! Нет, положительно, панна Карнковская выглядела совершеннейшей амазонкой. Эдакой Ипполитой, вышедшей на тропу войны.

Комплимент от возлюбленного был принят с благосклонностью и Агнешка, легонько тронув поводья, подъехала к нему. В отличие от отца, при всяком удобном случае намекавшем королевичу, на какие жертвы пошла его дочь ради Владислава, сама она никогда не жаловалась на тяготы и неудобства похода. Напротив, панна неизменно пребывала в хорошем расположении духа, и старалась всячески ободрить Владислава, если что-то шло не так. Если же вокруг него были люди, то она умела делаться незаметной, совершенно не привлекая к себе внимания. Принц был всем для нее: воздухом, которым она дышала. Водой, которую она пила, пищей, которая давала ей сил. Двусмысленность положения нимало ее не смущала. Какое ей дело до людской молвы? Главное что он был рядом и любил ее, а остальное не важно! Королевич улыбался, и сердце девушки наполнялось радостью, хмурился – печалью