Ханс ван Конингсбрюгге - История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг.

Аудиенция, которую Георг дал в голландской столице Пальмквисту, прошла не столь идиллически. На заявление посланника Карла XII o существовании casus foederis, т.е. о необходимости привести в действие оборонительный союз, заключенный между Швецией, Голландией и Великобританией в 1700 г., новый британский король отозвался так: шведскому правительству следовало бы в таком случае проявлять склонность к миру. Нельзя же заставлять своих союзников расплачиваться за все. Зашла речь также о жалобах новых подданных Георга на насилия, чинимые над ними в Балтийском море шведскими кораблями. На это Пальмквист мог ответить лишь, что без таких действий шведов русский флот на десять лет раньше обрел бы ту силу, которой обладает ныне {78} 78 RSDH 241. Palmqvist till Radet, 18.09.1714. . Но в подобную дискуссию король себя вовлечь не дал. Стало ясно, что ждать от новых властей в Лондоне прямого вооруженного вмешательства на Балтике не приходится: там намерены были сначала испробовать дипломатические средства. Так, между голландцами и англичанами бесконечно обсуждалось, надо ли послать от них кого-либо на конференцию в Брауншвейге {79} 79 Ibid. Oktober-november 1714. . Одним словом — новое вино в старые мехи.

На фоне этих нескончаемых разговоров Карл XII начал действовать. Момент был знаменательный. В середине сентября русские дипломаты в Стамбуле с почетом отбыли на родину, после того как вопрос о новых границах между Россией и Османской империей был решен к удовлетворению обеих сторон. Игра, которую долго вел в Турции шведский король, потерпела провал, и он тоже стал готовиться к возвращению домой. Карл объяснил правительству султана, что ехать через Польшу не может — в Польше одержали верх его враги, — но проехал бы через подвластную императору Священной Римской империи Венгрию после того, как там закончится эпидемия чумы. Путешествие шведского монарха через всю Центральную Европу требовало, разумеется, дипломатической и материальной подготовки. Деньги поступили на этот раз не от турок, а от венских банков и иных частных заимодавцев. Общим счетом свыше 100 тысяч риксдалеров были выданы под процент, колебавшийся от 9 до 30%, что показывало, каким ничтожным кредитом пользовался у европейских банкиров шведский король.

Получив деньги и документы, необходимые для проезда через имперские земли, Карл пустился в путь. Хотя император охотно встретился бы со своим венценосным гостем, тот предпочел путешествовать инкогнито. Кроме того, в 1700 г. Карл, как и многие другие, признал королем Испании французского принца Филиппа, однако титул короля Испании все еще носил также император, так что могли возникнуть проблемы с дипломатическим протоколом {80} 80 Hatton R. Charles XII of Sweden. P. 386–388. . Да и к тому же шведский владыка очень спешил, что могло показаться странным после того, как, по словам голландского посла в Турции графа Якобюса Кольера, «столь отважный государь в течение пяти лет в этой державе давал соблазнять себя простой надежде на перемены в здешнем правлении» {81} 81 NA. Collectie Gisbeit Cuperus, VII. Colyer aan Cuperus, 01.08.1714. .

20 сентября Карл со свитой из 130 человек и турецким эскортом покинул место своего заточения неподалеку от Эдирне. Позднее к нему присоединились поляки и украинские казаки из Бендер, не имевшие с королем более полутора лет никаких контактов. На границе Турции и Венгрии Карл, взяв с собой лишь двух офицеров, расстался с сопровождавшими его отрядами и то в почтовой карете, то верхом помчался в свои владения. В ночь с 10 на 11 ноября некто, одетый в форму капитана шведской армии, постучался в запертые ворота города Штральзунд на Балтике, принадлежавшего тогда Швеции. Король вернулся в свою державу {82} 82 Hatton R. Charles XII of Sweden. P. 386–388. . Путь от Вены до Штральзунда он проделал всего за шесть дней и ночей, и эта небывалая по тому времени скорость только укрепила героический миф о Карле XII, как и история о том, что у прибывшего монарха после многодневной непрерывной езды сапоги пришлось не снимать с ног, а срезать.

Возвращение короля позволило европейцам строить догадки о его намерениях. Не согласится ли он, как полагали в Вене, в знак признательности за благополучный проезд через имперские земли участвовать в мирной конференции в Брауншвейге, которая была инициативой императора? Не пожертвует ли он, как надеялись в Лондоне, своими владениями в Германии в обмен на укрепление союзнических связей с Ганновером, а значит, и с Великобританией? Не смягчит ли он шведскую блокаду Балтики, рассуждали британские и голландские купцы {83} 83 Ibid. P. 390. . Из Гааги посланник Пальмквист доносил в Стокгольм, что его собеседники в Республике рассчитывают на ускорение мирного процесса {84} 84 RSDH 241. Palmqvist till Radet, 04.12.1714. . Как ни странно, никто, по-видимому, не исходил из того, что образ действий Карла останется прежним: драться до последнего.

Положение голландцев от возвращения шведского короля легче не стало. Генеральным штатам, как и всем, предстояло раскрыть карты. Пока Карл находился в Турции, политика Республики была на удивление последовательной. Официально не поддерживая в Северной войне ни одну из сторон, голландцы в то же время позволяли своему послу в Стамбуле посредничать между султаном и царем, а из Амстердама тайно следовали в Россию оружие и офицеры с матросами. Мир между русскими и турками сделал ситуацию в Центральной и Восточной Европе более простой и четкой: с одной стороны — Швеция, с другой — Россия и ее союзники.

Вызывало сомнения, так ли уж выиграет Республика от победы шведов и от господства на Балтике их неуравновешенного короля. В Северной войне голландцы слишком мало ему помогали, чтобы он был им многим обязан. Между тем неприязни к шведам у голландских купцов накопилось предостаточно. Было и такое опасение: в конечном счете главным победителем окажется Франция. Ведь версальский двор вел себя по отношению к Швеции гораздо любезнее, чем голландцы и англичане, а свобода судоходства в Балтийском море значила для французов несравненно меньше. Спустя всего год с небольшим после войны за испанское наследство мысль об усилении влияния Франции на Севере по-прежнему вызывала у голландцев аллергию.

Вызывает удивление, что гораздо реже правящие круги Голландии задумывались о том, благоприятно ли для Республики изменение баланса сил на Балтике в пользу России. Некоторые, прежде всего в Амстердаме, полагали, что победа Петра им выгодна. Но вряд ли все купцы, действовавшие в России, разделяли это мнение. Господство русских на Балтике резко ослабило бы роль Архангельска, где, как уже не раз говорилось, голландцы занимали ведущие позиции, и еще большой вопрос, получат ли их купцы такие же привилегии в захваченных у шведов балтийских портах или же там придется столкнуться с конкуренцией со стороны других иностранных купцов. Стремление царя сделать свою новую столицу торгово-экономическим центром первой величины было неудержимым, а желание самодержавного государя — закон, в самом буквальном смысле слова. Из указа Петра, изданного в ноябре 1713 г., явствовало, что развивать Архангельск он не намерен, а торопится переключить внешнюю торговлю на Петербург. Дружбу между Россией и Голландией это стремление подрывало.