Ханс ван Конингсбрюгге - История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг.

Анализируя всю многообразную деятельность Йоханнюса ван ден Бюрга, мы можем сделать вывод, что в условиях, в которых ему приходилось функционировать, он действовал превосходно. Страдая от бесконечных жалоб, неаккуратных платежей, а то и физических угроз, царский агент честно служил неутомимым посредником между правящими кругами Амстердама и Гааги, с одной стороны, и российскими властями, с другой. Только бескорыстной преданностью делу можно объяснить, почему он большую часть жизни служил тем, кто ему так плохо платил. До какой степени плохо, стало ясно 27 ноября 1731 г., когда ван ден Бюрг скончался. В инвентарной описи его имущества обращает на себя внимание список должников. От одной лишь имперской канцелярии в Петербурге агент недополучил 29 368 гульденов, а еще 30 тысяч ему причиталось от различных высокопоставленных особ при русском дворе {295} 295 Boonstra J. De activiteiten. P.18. .

По завещанию он оставил половину своего капитала (облигации и дома в Амстердаме и Гааге) вице-канцлеру Российской империи графу А. И. Остерману. В благодарность за помощь в устройстве его финансовых дел в России ван ден Бюрг завещал треть своего имущества Яну Крюйсу, сыну вице-адмирала Корнелия Крюйса. Одна шестая досталась Хендрику Олдекопу, сотруднику покойного агента, ставшему его преемником. Похороны Йоханнюса ван ден Бюрга вышли скромными: всего за 10 гульденов и 10 центов он обрел вечный покой рядом с женой и детьми в амстердамской церкви Вестеркерк.

Между 1711 и 1713 годами взаимоотношения между Республикой Соединенных Нидерландов и Россией, как уже говорилось, ухудшились. Изменившееся соотношение сил в балтийском регионе — русские войска уже овладели большей частью шведских портов — оказалось для голландских купцов невыгодным. К тому же их интересам наносили всевозможный ущерб действия генерал-губернатора Меншикова. Резидент Генеральных штатов при русском дворе Якоб де Би смог сам в этом убедиться, отправившись зимой 1711–1712 г. в Петербург.

Новая столица не вызвала у него восторга. Дороговизна там царила такая, какой он не встречал «во всей Германии». Из-за нехватки средств ему пришлось, по его собственным словам, поселиться в жалком деревянном доме, где были только «две пригодные комнаты». Поэтому дипломат попросил свое начальство избавить его от обязанности устроить в честь своего прибытия банкет {296} 296 NA. Liassen Moskovië 7367, De Bie aan Staten-Generaal, 25.07.1713. . Сам же город, когда армия и флот уходили воевать, напоминал собой пустыню. Динамизм быстро растущей столицы явно не произвел на голландца впечатления. Претила ему и придворная жизнь с ее празднествами и пиршествами. То, что участие в них принимал сам царь, Якоб де Би находил прискорбным и видел причину пошатнувшегося здоровья Петра исключительно в пьянстве и обжорстве {297} 297 NA. Liassen Moskovë 7397, De Bie aan Fagel, 05.11.1714. .

Есть основания предполагать, что поездка и первые впечатления резидента о Петербурге в значительной мере предопределили его мнение о России и ее властелине. Сложившийся у него негативный образ укрепила история в Гельсингфорсе, где, как сказано выше, русский флот без всякого повода уничтожил пять голландских торговых судов. Впрочем, недовольство 30-летнего дипломата русскими было обоюдным. В Петербурге считали, что Генеральные штаты направили в Россию представителя слишком низкого ранга. При дворе курфюрста Саксонского, который занимал одновременно польский престол, Республику представлял чрезвычайный посланник — и в Петербурге ожидали дипломата по меньшей мере такого же ранга, тем более что у царя в Гааге был чрезвычайный посол, т.е. носитель высшего дипломатического ранга.

Якобу де Би предстояло еще ко многому привыкнуть в практике российской дипломатии. Как бы ни были важны в России высокие сановники, все решения принимал самодержец и никто иной. Собеседники де Би, прежде всего канцлер Головкин и секретарь Посольского приказа Остерман, были не более чем передаточным звеном. Поскольку все передавалось на рассмотрение государя, а государь отнюдь не сидел на месте, то игра с вопросами и ответами могла тянуться до бесконечности. Русский двор, как никакой другой, владел искусством затягивания. Типичный пример — все тот же инцидент в Гельсингфорсе. Хотя де Би и сумел после четырех месяцев переговоров добиться признания русскими своей вины в случившемся, конкретные шаги, которые следовали из этого признания, заставят себя ждать более 10 лет. И все это время гельсингфорсское дело будет отравлять отношения между двумя странами. Царь мог себе позволить даже после столь серьезного инцидента годами игнорировать требования голландцев. «Высокомочные» в Гааге протестовали, посылали своему дипломату поручение за поручением, но прибегать к более сильным мерам воздействия не хотели, да и не имели возможности.

Больше всего де Би должен был заниматься проблемами голландских купцов в России {298} 298 Подробнее см.: Steevensz C. Het residentschap van Jacob de Bie: Diplomatieke betrekkingen tussen de Republiek en Rusland in een tijd van oorlog, 1711–1718 [Scriptie Geschiedenis, Rijksuniversiteit Groningen]. Groningen, 1993. P. 24–26. . Естественно, они испытывали большие трудности из-за российской бюрократии, которая замедляла любое дело. Бюрократизм был неотъемлемой частью общей системы управления в стране, где никто, кроме первого лица, не смел брать на себя ответственность ни за какое решение. Доказательств сознательной обструкции со стороны российских властей по отношению к голландским купцам у нас нет, однако то, что Петербургу отдавалось предпочтение за счет Архангельска, открыто и явно наносило голландской торговле в России ущерб, ухудшая конкурентные позиции подданных Республики. Впрочем, желание царя ослабить зависимость своей державы от одного торгового партнера и усилить конкуренцию между купцами из разных стран, было не менее понятным и логичным. Поднять Россию на уровень развития Запада, не впадая в слишком большую зависимость от него, — такова была политическая программа Петра {299} 299 Massie R. Peter de Grote en het ontstaan van het moderne Rusland 1672–1725. Amsterdam; Brussel, 1986. P. 692–695. . Его покровительство собственной, российской промышленности и торговле предполагало повышение ввозных пошлин на многие импортные товары, а именно это в глазах голландского дипломата означало подрывать свободу торговли {300} 300 NA. Liassen Moskovië 7397, De Bie aan Fagel, 22.03.1715. .

В отдельных случаях ему удавалось добиться приемлемого для тех или иных его соотечественников решения, но структурные проблемы в торговых связях Голландии с Россией продолжали существовать. В этих условиях де Би неоднократно получал из Гааги прямое поручение сделать возможным торговый договор между двумя странами. Договор служил бы юридической основой голландской коммерции в России, что позволило бы легче решать повседневные вопросы, осложнявшие там жизнь подданным Республики. Кроме того, договор помог бы избегать произвольных мер, таких как одностороннее повышение русскими пошлин.