Олег Будницкий - Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX в.)

Вернемся, однако, к вопросу о дальнейшем генезисе террористических идей в российском революционном движении.

Ключевым в дальнейшей истории российского терроризма стал 1878 год, политически начавшийся выстрелом Веры Засулич. Если нечаевский терроризм шел от теории и убийство Иванова диктовалось холодным расчетом, то покушение Засулич — следствие чувства оскорбленной справедливости. И — парадоксальным образом — этот абсолютно беззаконный акт стал своеобразным средством защиты закона и прав личности. Это очень точно почувствовали присяжные заседатели, вынесшие по делу Засулич оправдательный вердикт. Дело Засулич высветило еще один мотив перехода радикалов к терроризму — при отсутствии в России гарантий личных прав и, разумеется, демократических свобод, оружие казалось тем людям, которые не могли взглянуть на человеческую историю с точки зрения вечности, единственным средством самозащиты и справедливого возмездия.

Р.Пайпс пишет, что оправдание Засулич было « наиболее вопиющим примером подрыва законности либеральными кругами » и возлагает ответственность «прогрессивное» общественное мнение за срыв на « первой попытки в истории страны поставить дело так, чтобы правительство тягалось со своими подданными на равных », т.е. в суде [93] Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 387 . Полагаю, что Пайпс преувеличил тягу русского правительства к законности хотя с формально-юридической стороны его рассуждения выглядят вполне обоснованными. Самодержавие «по определению» не могло и не хотело рассматривать своих подданных как равных. А ведь «правительство» было ничем иным, как эманацией самодержавия. Преступление Засулич было настолько очевидным, что властям трудно было предположить возможность вынесения присяжными оправдательного приговора. Пайпс совершенно справедливо пишет, что « прокурор старался, как мог, чтобы дело рассматривалось как уголовное, а не политическое » [94] Пайпс Р. Указ. соч. С. 387. . По-видимому, это было одним из факторов, повлиявших на решение присяжных. Власть явно пыталась водить их за нос, пытаясь выхолостить политическое содержание дела. Реакция присяжных психологически была достаточно предсказуемой [95] Об обстоятельствах дела см. подробнее: Кони А.Ф. Воспоминания о деле Веры Засулич. М; Л., 1933; Bergman J. vera Zasulich: A Biography. Stanford, 1983. .

Любопытно, что Пайпс ссылается на враждебную реакцию относительно приговора по делу Засулич, Ф.М.Достоевского и Б.Н.Чичерина, сразу понявших опасные последствия такого «извращения правосудия». Однако же реакция Чичерина была гораздо сложнее. Назвав приговор «прискорбным фактом» общественной жизни, он правильно указал на чисто политический характер дела и отсюда логично заключил, что самодержавное правительство не должно было « отдать действия своего представителя на суд присяжным ». Что же касается общества, « к которому в лице присяжных взывало правительство », то оно « не могло дать ему поддержки, ибо... в своей совести осуждало систему, вызвавшую преступление, и боялось закрепить ее своим приговором » [96] Цит. по: Кони А.Ф. Воспоминания о деле Веры Засулич. С. 376—378. Статья Чичерина о деле Засулич, датированная 5-м апреля 1878 года не могла быть опубликована по цензурным соображениям и была размножена на гектографе. Современный исследователь справедливо указывает, что « ни одно правительство не потерпит убийств своих представителей, каким бы возмутительным ни было их поведение; с другой стороны, частные лица имеют не меньшее право привлекать внимание — даже если для этого придется прибегнуть к насилию — к нетерпимому нарушению своих человеческих прав ». Таким образом, несмотря на то, что выстрел Засулич был актом « политической наивности », он имел некоторое моральное оправдание. (Bergman J. Vera Zasulich, The Shooting of Trepov and the Growth of Political Terrorism in Russia, 1878—1881 // Terrorism: An International Journal. New York. Vol. 4. № 1. P. 46). .

Хотел бы еще раз подчеркнуть, что у терроризма в России было два «автора» — радикалы, снедаемые революционным нетерпением, и власть, считавшая, что неразумных детей надо не слушать, а призывать к порядку. Даже если некоторых из них придется для этого повесить. Эта взаимная глухота, неспособность к диалогу приводили все к большему озлоблению обеих сторон, к новым виткам насилия. Свою роль сыграла также позиция части российских либералов, сочувствовавших террористам и даже оказывавших им материальную поддержку [97] См.: Тихомиров Л. Начала и концы: «Либералы» и террористы. М.,1890; его же. Конституционалисты в эпоху 1881 года. М., 1895. Причины сочувствия «общества» террористам сжато и, на наш взгляд, точно, сформулировал впоследствии видный кадетский деятель Н.А.Гредескул в книжке, направленной как раз против терроризма. Это сочувствие объяснялось тем, что « политический террор представлялся тогда русскому обществу исключительно с двух сторон: во-первых, с той стороны, что он был способом борьбы с абсолютизмом; во-вторых, с той стороны, что он был самопожертвованием в лице тех, кто на него решался... » // Гредескул Н.А. Террор и охрана. СПб., 1912. С. 12. .

После выстрела Засулич последовал еще ряд террористических актов, самым громким из которых стало убийство землевольцем С.М.Кравчинским 4 августа 1878 года в Петербурге шефа жандармов генерал-адъютанта Н.В.Мезенцева. По случайному совпадению то случилось через день после расстрела в Одессе революционера И.М.Ковальского, приговоренного к смертной казни за вооруженное сопротивление при аресте; и хотя Мезенцев был убит в отместку за то, что он убедил императора не смягчать приговоры осужденным по процессу «193-х» и настоял на административной высылке освобожденных из заключения, в глазах общества убийство Мезенцева выглядело как немедленный ответ на казнь революционера, кстати, первую после казни Каракозова.

В программе крупнейшей революционной организации второй половины 1870-х годов — «Земли и воли» — террору отводилась ограниченная роль. Он рассматривался как средство самозащиты и дезорганизации правительственных структур, признавалось целесообразным «систематическое истребление наиболее вредных или выдающихся лиц из правительства и вообще людей, которыми держится тот или другой ненавистный порядок» [98] Революционное народничество 70-х годов XIX века. М.; Л, 1965. Т. Н. С. 33. . В передовой статье первого номера центрального печатного органа «Земли и воли» — одноименной газеты (точнее, организация стала называться по имени газеты), разъяснялось, что « террористы — это не более как охранительный отряд, назначение которого — оберегать этих работников (пропагандистов. — О.Б.) от предательских ударов врагов » [99] Земля и воля. № 1. 25 октября 1878 // Революционная журналистика семидесятых годов. Ростов-на-Дону, б/г. Репринтное изд.: Дюссельдорф, 1970. С. 74. .