Линн Торндайк - История магии и экспериментальной науки. Ранняя христианская мысль

Так велики были чудеса, сотворенные Симоном и другими колдунами, что Никита спросил Петра, как отличить их от божественных знаков и христианских чудес и не совершает ли человек грех, когда, на основе сходства этих знаков и чудес, делает вывод о том, что Симон Маг — божество, или о том, что Христос — колдун? Заговорив сначала о колдунах фараона, Никита спрашивает: «Ибо, если бы я был там, не следовало ли мне думать, увидев, что колдуны делают похожие вещи (сходные с теми, что делал Моисей), что либо Моисей был колдуном, либо эти вещи говорят о том, что колдунов направлял Бог?…Но если тот, кто верит тем, кто творит знаки, совершает грех, как же тогда получается, что тот, кто верит Господу нашему в Его знаках и оккультных свойствах, не совершает никакого греха?». Петр ответил, что магия Симона никому не приносит пользы, в то время как чудесное излечения больных христианами и изгнание демонов совершаются ради блага всех людей. Только одному Антихристу среди творцов магии будет позволено в конце существования мира смешивать полезные дела с чудесами, творящими зло. Более того, именно «этими средствами, выходящими за его пределы, которые будут разделены против него самого, и во время борьбы против самого себя он и будет уничтожен». Позже в «Признаниях», однако, Аквила утверждал, что даже современная магия научилась имитировать, с помощью противоположных методов, изгнание бесов словом Божьим; что она может нейтрализовать действие змеиного яда с помощью заклинаний и излечивать больных «в противовес слову Божьему и его силе». Он добавляет: «Искусство магии нашло также других министров „в противовес ангелам божьим, поместив вызывание душ и воображаемых бесов в оппозицию к ним“».

Признавая чудеса магии, многие чувствовали, что в них есть что-то нереальное и ложное. Учение истинного пророка, как нам сообщают, «не содержит никаких хитростей, ничего, что создано магией ради обмана», а вот Симон — «обманщик и колдун», причем ложно не только его религиозное учение и оппозиция по отношению к Петру; даже когда он хвастается своей магической властью, в его словах мало правды. Аквила, его бывший ученик, говорит: «Но когда он заговорил о создании новых побегов и о том, что он умеет проникать сквозь горы, я смутился, понимая, что он решил обмануть даже нас, которым, по его же словам, доверял; ибо мы знаем, что подобные вещи случались во времена наших отцов, а он представил все это так, как будто совершил это совсем недавно». Более того, Симон обманывал не только других; он сам был обманут бесами, о чем дважды говорил Петр: «Его ввели в заблуждение бесы, а он думает, что увидел субстанцию души». «Несмотря на то, что он был обманут демонами, он убедил себя, что душа убитого мальчика выполняет то, что ему вздумается ей приказать».

Мы не в первый раз слышим историю о невинном мальчике, который был принесен в жертву в ходе магического ритуала или для прорицания. В этом обвиняли еще Аполлония Тианского; эту историю рассказывали о первых христианах их языческие противники, а люди Средневековья — о евреях и еретиках. Говорят, что Симон признался Никите и Аквиле, когда они спросили его, как он совершает магические действия, что ему помогает «душа мальчика незапятнанной репутации, который был жестоко убит»; он вызывает ее с помощью мысленных заклинаний. Далее Симон объяснил, что «душа человека занимает место рядом с Богом, после того, как она высвобождается из телесного мрака. И она немедленно обретает способность к предвидению, поэтому ее можно вызывать с помощью некромантии». Когда же Аквила спросил, почему душа мальчика не отомстила убийце, а стала, вместо этого, выполнять требования колдуна, Симон ответил, что она теперь столь ярко видит, какие муки ждут убийцу после Страшного Суда, что не нуждается в мести, и что ангелы, руководящие подобными душами, не позволяют им возвращаться на землю, пока их «не вызовет кто-нибудь более могущественный, чем они сами» [29] Аналогичным образом, в отрывке, который встречается только в «Проповедях», Аппион, сообщивший Клименту состав любовного приворота, о котором он узнал от одного египтянина, хорошо разбиравшегося в магии, объясняет, что бесы повинуются колдуну только тогда, когда их вызывают от имени вышестоящих ангелов, а тех, в свою очередь, можно вызвать именем Бога. .

Но тут Никита совершенно справедливо перебивает его: «И ты не боишься Страшного суда, совершая насилие над ангелами и вызывая души [умерших]?» Кстати сказать, обвинение Симона в том, что он убил мальчика, надуманно, поскольку это был тот самый юноша, которого он сначала сотворил из воздуха, а потом снова превратил в воздух, заявляя при этом, что создал незапятнанную человеческую душу. Впрочем, в «Проповедях» Симон признается Никите и Аквиле, что душа умирает вместе с телом, и что на его вызов, на самом деле, явился бес.

Тем не менее, обвинение в убийстве, которое было предъявлено Симону, демонстрирует криминальный характер магии, который ей обычно приписывали. О Симоне говорили, что «он испорчен сверх меры», и полагается на «магические искусства и дьявольские затеи», а Петр обвинял его в «нечестивых занятиях». Симон, в свою очередь, называл Петра «колдуном, безбожником, клеветником, хитрецом, невеждой и человеком, обещающим сотворить невозможное», и снова «колдуном, волшебником и убийцей».

Однако, в «Признаниях» также утверждается, что магия — это искусство. Большая роль в ней принадлежит бесам и душам умерших людей, но для магии необходим человек-оператор, который использует материалы, взятые у природы. Фаустиниан принял облик Симона, вымазав себе лицо мазью, созданной колдуном, а Аппион и Анубион могли распознать в этом человеке Симона только благодаря тому, что натерли свои лица соком определенной травы. В другом месте «Признаний» один из учеников Симона, который ушел от него к Петру, рассказывает, как Симон заставил его отнести на спине на берег моря связку «своих грязных и проклятых тайных вещей». Симон положил их в лодку, ушел в море, а потом вернулся без них. Симон не только применял в своей магии природные материалы, но и считался ученым человеком; это утверждали даже его враги. Он «по профессии своей колдун, но превосходно знающий греческую литературу». Он «самый одаренный оратор, обученный искусству диалектики, а также хитросплетениям силлогизмов; но важнее всего то, что он большой знаток магических искусств». И еще он принимал участие в теологических спорах с Петром. В качестве примера связи магии с экспериментальной наукой, следует отметить, что Симон, хвастаясь своими магическими подвигами, заявлял: «Ибо я, с помощью опытов, сумел достичь очень много».