Фернан Бродель - Время мира

В общем в этих переменах и чередованиях большую роль играла политика внешняя. Не заключалась ли уже в 1618 г. проблема не в религиозных страстях, а в необходимости принять решение: возобновлять войну с Испанией или нет? Победа статхаудера над Голландией, благоприятствовавшая, как это будет почти всегда, миру, два года спустя завершится разрывом Двенадцатилетнего перемирия.

Таким вот образом в зависимости от военной ситуации, складывавшейся в Европе, центр политической власти в Соединенных Провинциях колебался между статхаудерством, с одной стороны, и Голландией и громадной мощью Амстердама, с другой. Для регентов провинций и городов такие чередования означали либо «чистки», либо настоящую систему «добычи», если воспользоваться образами, заимствованными из опыта других; в любом случае — потери, урон или выгоды для групп социальной элиты. За исключением «флюгеров» 112 112 Proisy d’Eppes С. Dictionnaire des girouettes ou nos contemporains d'après eux-mêmes. 1815. , или осторожных, которые всякий раз выходили сухими из воды, и за исключением очень терпеливых: один из кризисов отстраняет семейство; два десятка лет спустя следующий кризис может вернуть его на прежнее место.

Но не было ли важнее всего то, что и в том и в другом случае Соединенные Провинции пеклись о своем престиже и своем могуществе? Ян ван Олденбарневелт или Ян де Витт, пребывая у власти, были столь же тверды, как Мориц Нассауский или Вильгельм III. Что различало противников, так это цели и средства. Голландия подчиняла все защите своих торговых интересов. Она желала сохранять мир, а военные усилия Республики ориентировать на обладание сильным флотом, условие ее безопасности (в 1645 г. этот флот вмешался на Балтийском море в войну между Швецией и Данией, чтобы положить ей конец, поскольку она наносила ущерб голландским интересам). Со своей стороны провинции, верные статхаудеру, занимались больше армией, которая защищала их от угрозы со стороны всегда опасных соседей и открывала возможность карьеры для их дворян. Эти провинции охотно поддавались соблазну вмешаться в постоянную игру военных страстей на Европейском континенте. Но флот или армия, война или мир, статхаудер или великий пенсионарий — Соединенные Провинции намерены были заставить себя уважать. Могло ли быть иначе в центре мира-экономики?

Внутри страны перемены в ориентации власти имели свое значение. Бургомистры, эшевены отстранялись, заменялись; отсюда проистекала известная мобильность внутри привилегированного класса, своего рода ротация среди носителей политической власти. Но в своей совокупности господствующий класс оставался на месте, одерживала ли верх Голландия или принц Оранский. Как отметил Э. Коссман 113 113 Kossmann Е.Н. The Low Counntries. — «The New Cambridge Modern History», IV, 1970, p. 365. , «принцы Оранские редко проявляли волю и никогда способность упразднить голландскую плутократию». Несомненно, потому, как предположил другой историк, что «в конечном счете они сами были аристократами и защитниками существующего порядка» 114 114 Haley K.D.H. The Dutch in the 17th Century. 1972, p. 83. . Быть может, также и потому, что противостоять Голландии они могли лишь до определенной степени, что их интервенционистская внешняя политика побуждала их не ставить под вопрос внутренний порядок и устои общества. «Когда принц Оранский, став королем Англии, впервые возвратился в Гаагу, Генеральные штаты велели спросить его, желает ли он быть принят в их собрании как король Английский или же как адмирал и генерал-капитан Союза. Он ответствовал, что, сохранив с великим удовольствием те должности, кои он и предшественники его имели в Республике, он желал бы быть принят именно в том звании, каковое они ему дали. И в самом деле, он продолжал занимать обычное свое место в собрании Генеральных штатов, за исключением того, что вместо кресла, подобного креслу председателя, занимавшегося им ранее, ему дали кресло более высокое, на котором вышиты гербы королевства Великобритании» 115 115 A.N., К 1349, f° 7 et 7 v°. . Это деталь протокола, но в конечном счете разве уважение к институтам не было в первую голову защитой нидерландской олигархии? В XVIII в. последняя даже не раз будет усматривать в существовании и деятельности статхаудерства гарантию сохранения социального порядка.

Коротко говоря, этот привилегированный класс помещался в центре всей политической системы. Тем не менее определить его не просто. Как и институты, которые поддерживали его и которые он вдохновлял, этот класс уходил своими корнями в давние времена, к владевшей должностями эшевенов «буржуазии» эпохи бургундского и испанского владычества. Долгая, с 1572 по 1609 г., война за Независимость обеспечила первенство этой буржуазии; она разорила дворянство в большинстве провинций, а реформатская церковь, невзирая на религиозный кризис 1618–1619 гг., осталась подчинена провинциальным и городским властям. Наконец, «Революция» освятила могущество класса регентов, т. е. политической элиты, которая в каждом городе и в каждой провинции удерживала важные должности и практически обладала неограниченной властью в делах фискальных, судебных, в локальной экономической деятельности.

Регенты эти образовывали особую группу над деловой буржуазией, которая в эту группу не могла проникнуть по своему желанию. Но должности, которые они занимали, почти что не кормили своих носителей, жалованье было смехотворным, и это отвращало от этих должностей людей, не имевших состояния. Тем или иным способом, но регенты, разумеется, участвовали в росте богатства Соединенных Провинций. У них были связи с деловым миром; иные даже прямо происходили из него: семейства, которые обогащались, в один прекрасный день вступали в ряды на первый взгляд замкнутой политической олигархии то ли путем браков, то ли в случае кризиса власти. Эта политическая элита тем не менее образовала особую группу, своего рода патрициат. Существовало, быть может, 2 тыс. регентов, которые кооптировались, происходили из одних и тех же семейств, из одной и той же социальной среды (денег и власти), которые удерживали в своих руках разом города, провинции, Генеральные штаты, Государственный совет, Ост-Индскую компанию и были связаны с купеческим классом, которые зачастую продолжали участвовать в торговых и промышленных делах. Б. М. Влекке говорит об «олигархии» числом примерно 10 тыс. человек 116 116 Vlekke В. М. Evolution of the Dutch Nation. 1945, p. 162–166. Цит. пo: Boxer C. R. Op. cit., p. 11, note 4. , цифре, пожалуй, чрезмерной, если только она не охватывает членов семей.

Тем не менее на протяжении «Золотого века» регенты определенно не поддавались соблазну патрицианского высокомерия и жизни напоказ. Долгое время они умели разыгрывать роль скромных отцов семейств перед лицом населения, об обычной дерзости которого говорили современники, как и о том, сколь силен его вкус к свободе. Автор « Наслаждений Голландии » (« Délices de la Hollande », 1662) писал: «Не новость услышать, как какой-нибудь бездельник ( gallefretier 117 117 От слов «calfat», «calfateur» — «ничтожество». ) в перебранке с почтенным буржуа выкрикивает такие поносные слова: я так же хорош, как и ты, хоть ты меня и богаче… и тому подобные вещи, кои трудно переварить. Но люди благоразумные достойно ( accortement 118 118 To есть «рассудительно и скромно» (Littré). ) избегают подобных столкновений, и богатые уклоняются, как только могут, от сношений с простым народом, дабы быть более им почитаемы» 119 119 Parival J.-N., de. Op. cit., p. 190. .