Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 2

Но мясная пища, сама явившаяся результатом развития общественного производства, была лишь одним из условий развития мозга. Главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьян мог постепенно превращаться в мозг человека, были труд и речь. Трудовые акты усложняли работу мозговых клеток, вызывали возрастающую дифференциацию их функций, создавали новые регулирующие центры в мозгу, специализировали деятельность органов чувств.

Современная физиология головного мозга, начало которой было положено знаменитым русским физиологом Сеченовым, и которая была разработана великим советским ученым И. П. Павловым, полностью подтверждает положения Энгельса, что развитие мозга было обусловлено развитием труда и речи.

Развивающийся мозг проявлял обратное воздействие на процесс общественного развития.

Обратное влияние развития мозга и подчиненных ему чувств,— писал; Энгельс, — все более проясняющегося сознания, способности к абстракции и к умозаключению... давало обоим им все новый толчок к дальнейшему развитию. Этот процесс развития... могуче шествовал вперед, сильно подготовляемый с одной стороны, а с другой — толкаемый в более определенном направлении новым элементом, возникшим с появлением готового человека — обществом».

Такова роль труда в процессе очеловечения обезьяны. Но процесс труда, по Энгельсу «начинается только при изготовлении орудий», что исключает возможность распространения понятия труда на деятельность животных, так как последние орудий не делают. Им присущи лишь инстинктообразные, зародышевые формы труда. Значит и «человеческое», т. е. человеческая история, начинается именно со времени изготовления первых орудий производства. Это и есть время «очеловечения обезьян», а вместе с тем время возникновения человеческого общества.

Буржуазными учеными было сделано много попыток изобразить процесс исторического развития таким образом, что человечество будто бы произошло от единичной парной семьи. Энгельс с всею решительностью подчеркивал, что человек мог произойти только от общественных животных, т. е. от таких животных, которые в своей борьбе за существование уже объединились в известную стадную или общественную группу. «Наши предки — обезьяны, — говорит Энгельс,— были общественными животными; вполне очевидно, что нельзя выводить происхождение человека, этого наиболее общественного из всех животных, от необщественных ближайших предков. Начинавшееся вместе с развитием руки труда господство над природой расширяло с каждым новым шагом кругозор человека... С другой стороны, развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества, так как, благодаря ему, стали более часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности. Вместе с этим стала ясней польза этой совместной деятельности для каждого отдельного члена». Таким образом, то обстоятельство, что уже наши дальние предки, человекообразные обезьяны, жили в обществе подобных им обезьян, явилось одним из важнейших условий их дальнейшего развития, т.е., превращения в общество людей. Это превращение совершилось в связи с появлением производства, в связи с появлением орудий производства.

Вначале обезьяноподобный человек инстинктивно, слепо и даже, может быть, рефлективно, подобно современным обезьянам и слонам, иногда пользовался естественными предметами (палкой, камнем), которые он встречал вокруг себя и которых он не изменял. К этому умению он вынужден был прибегать все чаще и чаще, когда, вследствие каких-то неблагоприятных перемен, попадал в совершенно новые, необычные условия существования, именно, когда он селился на непривычных травянистых равнинах, ибо, иначе, он бы погиб раньше, чем сумел приспособиться к новым условиям жизни. Одновременно с этим, как мы уже знаем, он вынужден был все чаще и чаще прибегать к стоячему положению, и, стало быть, освобождать передние конечности. А это в свою очередь облегчало ему пользование дубиной, камнем и другими естественными предметами в качестве орудий. В конце концов, наш отдаленный предок стал их с возрастающей сообразительностью изменять, приспособлять для своих целей, производить их, например, чтобы раскалывать камень.

Дарвинпишет:«Янахожувесьмасправедливым замечаниеЛеббока,что,когдапервобытныйчеловекупотреблялкремнидлякаких-либоцелей,онидолжныбылииногдаразбиваться,ионпринужденбылупотреблятьихострыеобломки.Отсюдауже недалекодопроизвольногораскалываниякремнейизатемдообработкиих ...»

Поэтому операции, к которым шли наши предки в эпоху перехода от обезьяны к человеку на протяжении многих тысячелетий, постепенно научили их приспособлять свои руки, которые могли быть вначале только очень простыми. Самые низшие дикари, даже такие, у которых приходится предположить возврат к звероподобному состоянию с одновременным физическим вырождением, все же стоят выше тех промежуточных существ. До того, как первый булыжник, при помощи человеческих рук, мог превратиться в нож, должен был, пожалуй, пройти такой длинный период времени, что, в сравнении с ним, знакомый нам исторический период является совершенно незначительным. Но решительный шаг был сделан, рука стала свободной и могла совершенствоваться в ловкости и мастерстве, а приобретенная этим большая гибкость передавалась по наследству и умножалась от поколения к поколению.

Итак, рука — вот истинный «творец» самого человека и его разума! Труд — вот действительное начало «разумного человека», настоящая причина так называемой «искры божьей» - ума. Значит, из двух явлений: труд или ум, труд есть первичное, ум — вторичное. Таким образом, немного перефразируя положение отца политической экономии Петти: природа — мать материального богатства, труд – его отец, можно сказать: если природа — мать человека, то отцом человека является человеческий труд, преобразовавший, переработавший в значительной степени полученный от природы материал, т.е. человеческий организм (с его физикой и психикой), сложившийся в «мастерской природы», в продолжавшемся миллионы лет процессе биологической эволюции. Словом, в борьбе за существование наш предок своим трудом невольно переделал самого себя, превратил себя из «естественного человека», т.е. из отдельного зоологического вида среди многочисленных подобных же видов в нечто новое, отличное от остальных животных, — в разумного, «культурного человека», в «венца творения». Следовательно, всякие рассуждения о «божественном происхождении разума», о «самопроизвольном зарождении сознания» и т. п. являются не чем иным, как плодом досужей фантазии: человеческое сознание, как и вообще человеческая природа, имеет историю, и для того, чтобы понять эту историю, надо понять, как происходит воздействие человека на природу вне него. Словом, старую формулу: «вначале была мысль» (или евангельскую «вначале бе слово») мы имеем полное право заменить другой формулой: «В начале был труд, производство!».