Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 1

§ 3. Всеобщее, единичное, особенное

Гегель в своем учении дает нам движение, т. е. диалектику мышления, развивая различные его формы-понятия, суждения и заключения и переход их друг в друга. Мы имеем уже случай указать, что понятие есть, прежде всего, непосредственное единство различных его моментов — всеобщего, особенного и единичного. Эти различные моменты содержат друг друга, и каждый из них представляет вместе с тем целое, поскольку он заключает в себе другие моменты. Так, например, индивид, как единичное, содержит в себе вид и род; род, как всеобщее, содержит в себе единичное — индивид и вид, как частное и т. д.

Отдельные моменты понятия вместе с тем находятся в определенной связи, которая и реализуется, обнаруживается, как необходимая связь и зависимость в суждении. Эти моменты — единичное, особенное и общее — диалектически переходят друг в друга. Нет общего, которое бы не конкретизировалось как особенное, и особенного, которое бы не «реализовалось» как единичное. Общее понятие металла имеет реальность только в особенных, частных формах; с другой стороны, эти частные формы существуют только в единичном металле.

То же самое мы можем сказать и относительно понятия вида и пр. Формальная логика забавляется чисто отвлеченными категориями, как всеобщность, частность и единичность, отрывая их друг от друга, и предполагая существование Их в абсолютной раздельности. Всеобщность есть конкретное единство, когда обнаруживается связь всех различий, всех моментов. Когда это единство берется нами отвлеченно, раздельно от особенного и единичного, словом, когда мы берем только формальное тождество, мы получаем абстрактное понятие, отвлеченную всеобщность. Под такую отвлеченную, формальную всеобщность можно подвести какие угодно явления, лишь бы мы нашли в них какой-либо общий признак. Между тем мы должны иметь в виду необходимую объективную связь между моментами научного понятия.

Всеобщее и особенное имеют реальность через единичное. Именно в единичном общее обнаруживается как целокупность его моментов. Совершенно правильно было замечено, что нет отдельного человека без человеческого рода. Общее и особенное являются необходимым содержанием отдельного. В суждении отношение между моментами понятия обнаруживается и реализуется. «Акт суждения есть постольку некоторая д р у-гая функция, чем понимание, или, правильнее, другая функция понятия, поскольку он есть акт определения понятия через себя самого; и дальнейшее движение суждения в различии суждений есть это дальнейшее определение понятия. Какие имеются определенные понятия, и как эти их определения вытекают с необходимостью, это должно быть обнаружено в суждении. Суждение может, поэтому быть названо ближайшим реализованием понятия, поскольку реальность обозначает вообще выход в существование в виде определенного бытия.

Говоря о переходе от единичного к особенному, от особенного к всеобщему, он подчеркивает, что переход этот совершается не одним, а многими способами. С другой стороны, Энгельс обращает внимание на то, что «все формы умозаключения, начинающие с единичного, экспериментальны и основываются на опыте. Индуктивное умозаключение начинается даже с А не = В (всеобщ.)».

Для всякого очевидно, что Энгельс имел в виду гегелевскую классификацию форм умозаключения. Это определенно следует из того отрывка, в котором он останавливается на гегелевской классификации форм суждения. "Диалектическая логика, — пишет Энгельс,— в противоположность старой, чисто формальной логике, не довольствуется тем, чтобы перечислить и сопоставить без связи формы движения и мышления, т. е. различные формы суждения и умозаключения. Она, наоборот, выводит эти формы одну из другой, устанавливает между ними отношение субординации, а не координации, она развивает высшие формы из низших».

§ 4. Случайность, необходимость, действительность

«Другая противоположность, в плену которой находится метафизика,— пишет Энгельс,— это—противоположность между случайностью и необходимостью. Есть ли что-нибудь более противоречащее друг другу, чем обе эти логические категории? Как возможно, что обе они тождественны, что случайное необходимо, а необходимое точно так же случайно? Обычный здравый смысл, а с ним и большинство естествоиспытателей рассматривают необходимость и случайность как категории, безусловно исключающие друг друга. Какая-нибудь вещь, какое-нибудь отношение, какой-нибудь процесс либо случайны, либо необходимы, но не могут быть тем и другим. Таким образом, оба существуют бок о бок в природе; в последней заключаются всякого рода предметы и процессы, из которых одни случайны, другие необходимы, причем важно одно — не смешивать их между собою».

Метафизическое противопоставление случайности и необходимости ведет к абсолютному утверждению или первой или второй. Детерминизм, перешедший в естествознание из французского механического материализма, признает лишь непосредственную необходимость и отрицает всякое значение за случайностью. Что в этом стручке пять горошин, а не четыре или шесть, что этот клеверный цветок был оплодотворен в этом году и именно этой пчелой, а тот — нет, что в прошлую ночь меня укусила блоха в четыре часа утра, а не в три или в пять и пр...— говорит Энгельс, все это факты, вызванные неизменным сцеплением причин и следствий, связанные незыблемой необходимостью. «С необходимостью этого рода, - продолжает Энгельс,— мы все еще не выходим из границ теологического взгляда на природу. Для науки совершенно безразлично, назовем ли мы это, вместе с Августином и Кальвином, известным решением божьим, или, вместе с турками, кисметом, или же назовем необходимостью".

У детерминистов названного толка необходимость остается чисто отвлеченной категорией и переходит в фатализм. И действительно, у французских материалистов XVIII столетия необходимость часто принимает форму фатализма. Эта абстрактная необходимость предполагает, что тот или иной отдельный факт предвиден, т. е. предопределен в первичном устройстве солнечной системы. Но если бы мы стали на такую абстрактную точку зрения, мы не были бы в состоянии вообще что-либо объяснить. Для того чтобы объяснить, почему в этом стручке пять горошин, мы должны бы были добраться до первичного устройства солнечной системы и «вывести» из него необходимость стручка с его пятью горошинами. Очевидно, что это совершенно неосуществимая задача. Но, с другой стороны, мы можем сколько угодно признавать необходимость вообще, но до тех пор, пока мы не объяснили, от чего конкретно зависит число горошин в стручке, мы остаемся на почве абстрактной необходимости, поскольку утверждаем, что число горошин в стручке подчинено вообще закону необходимости. Тем самым необходимость низводится на степень случайности, т. е. переходит в свою противоположность. «Если тот факт, что определенный стручок заключает в себе шесть горошин, а не пять или семь, явление того же порядка, как закон движения солнечной системы или закон превращения энергий, то значит, действительно, не случайность поднимается до уровня необходимости, а необходимость деградируется до уровня случайности. Мало того, можно сколько угодно утверждать, что разнообразие находящихся на определенном участке бок о бок органических, и неорганических видов и индивидов покоится на ненарушимой необходимости, но для отдельных видов и индивидов оно остается тем, чем было, т. е. случайным».