Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 1

Другое направление мысли считает необходимое естественным, а случайное неестественным или сверхъестественным. При этом происходит обыкновенно следующее: главные признаки явлений считают необходимыми, а не главные— случайными. Далее, необходимое подводится под всеобщие законы, а случайное остается необъяснимым. «Легко видеть, что это такого сорта наука,— говорит Энгельс,— которая выдает за естественное то, что она может объяснить, сводя непонятное ее к сверхъестественным причинам. При этом по существу дела совершенно безразлично, назову ли я причину непонятных явлений случаем или богом» В этом случае огромная область явлений, называемых случайными, выпадает из цепи необходимой связи. Стало быть, тем самым необходимость здесь разрывается и аннулируется.

«В противовес обоим этим взглядам,— говорит далее Энгельс, — выступает Гегель с неслыханным до того утверждением, что случайное имеет основание, ибо оно случайно, и в то же время не имеет никакого основания, ибо оно случайно, что случайное необходимо, что необходимость сама определяет себя как случайность, и что, с другой стороны, эта случайность есть скорее абсолютная необходимость»

«Но естествознание,— продолжает Энгельс,— предпочло игнорировать учение Гегеля, как парадоксальную игру слов, т. е. как «схоластику», оставаясь теоретически на почве Вольфовской метафизики, или же бессодержательного механического детерминизма. Таким образом, Энгельс присоединяется целиком к тому диалектическому решению проблемы о соотношении случайности и необходимости, которое дано Гегелем в его логике, в отделе «Действительность». К учению Гегеля о действительности мы обратимся ниже. Здесь же мы ограничимся констатированием того факта, что, по мнению Энгельса, и в вопросе о необходимости и случайности естествознание долгое время отставало от правильного решения этого вопроса Гегелем, т. е. диалектической философией. Из естественников только Дарвин впервые вступил на правильный путь. Только у Дарвина мы находим диалектическое решение этого вопроса. «Дарвин в своем составившем эпоху произведении исходит из крайне широкой, покоящейся на случайности, фактической основы. Именно незаметные случайные различия индивидов внутри отдельных видов, различия, которые могут усиливаться до изменении самого характера вида, ближайшие даже причины, которых можно указать лишь в самых редких случаях, именно они заставляют его усомниться в прежней основе всякой закономерности в биологии, усомниться в понятии вида, в его прежней метафизической неизменности и постоянстве».

В другом месте Энгельс делает следующую запись: «показать, что дарвинова теория является практическим доказательством гегелевской концепции о внутренней связи между необходимостью и случайностью» -. Невидимому, он имел в виду еще более подробно заняться этим вопросом, хотя основное, во всяком случае, им достаточно выяснено. Мы позволим себе сказать несколько слов по этому вопросу, чтобы стала более ясной мысль Энгельса о связи между необходимостью и случайностью.

Действительность есть конкретное единство сущности и явления. Это значит, что сущность и явление обнаруживают себя, как моменты высшей ступени — действительности, представляющей конкретное единство внутреннего и внешнего.. Действительность есть сущность поскольку она исключает явление, но которая именно постольку заключает в себе явление как реальную возможность. Возможность на этой ступени тождественна с действительным, но вместе с тем имеет тенденцию обнаружить и свою противоположность. Поэтому возможность есть внутреннее, но обнаруживающееся, внутреннее, становящееся внешним. Например, семя есть реальная возможность дерева; стало быть, дерево в семени есть еще внутреннее, становящееся вследствие своего развития, «обнаружения», внешним.

Мы в этом случае становимся на почву чисто формального тождества, беря возможность вне связи с другими явлениями. Формальная или логическая, т. е. чисто мыслимая возможность — категория схоластическая, бессодержательная. Реальная же возможность-понятие конкретное; эта категория имеет применение не к мыслимому, а к осуществляющемуся и развивающемуся в действительности.

Можно сказать, что случайное совпадает с внешней необходимостью. Все, что обусловливается чисто внешними условиями, не вытекающими из необходимой природы вещей, можно называть случайным. Например, из семени развивается дерево с внутренней необходимостью. Но от других, внешних условий зависит, скажем, рост дерева. С другой стороны, то, что кажется нам на первый взгляд случайным, при исследовании всей доступной нам совокупности связи явлений вскрывает иногда внутреннюю необходимость данного явления. Случайное есть то, что обусловлено или, говоря словами Гегеля, положено только другим, т. е. не собственной необходимой природой его.

Значение законов случая или законов вероятности в науке огромно. В настоящее время проводится строгое различие между динамической и так называемой статистической закономерностью даже в физике. Статистические законы не дают возможности предвидеть единичное явление, но выражают лишь общий результат, относящийся к довольно большому числу аналогичных явлений . «Тщательно изучая явления, подчиненные статистическим законам, легко показать, что между ними, возможно, установить довольно определенные числовые отношения, причем закономерность проявляется тем лучше, чем больше число обследуемых явлений. Если, например, в продолжение нескольких лет изучать пол рождающихся детей в небольшом человеческом общежитии, то можно констатировать, что число рождающихся мальчиков и девочек приблизительно одинаково. Это первое замечание приводит к мысли, что рождение мальчика и рождение девочки одинаково вероятно; иначе говоря, каждое из этих явлений имеет за собою один шанс из двух, или его вероятность равняется одной второй. Наблюдение, более продолжительное или распространенное на более многочисленное население, показывает, с другой стороны, что, в среднем, рождается несколько больше мальчиков, чем девочек: в среднем на 100 рождений приходится 51 мальчик и 19 девочек: иначе говоря, вероятность рождения мальчика равна 0,51, а девочки 0,49».

«Вероятность в этом смысле и есть так называемая статистическая вероятность, так как ее величина неизвестна заранее из самой природы явления, но вытекает из точного и подробного знания большого числа явлений».

В другом месте тот же Борель выясняет значение статистической закономерности в применении к явлениям наследственности и к проблеме эволюции вообще. Каждое явление в отдельности «случайно». Но эти случайности могут быть сведены к необходимости, если брать большое число случае! «Теперь понятно, говорит Борель, в каком смысле, возможно, относить изменение вида к определенному образцу, раз этот образец определяется самим изменчивым видом. Этот вид изменяется каждую минуту; некоторые виды рождаются, другие становится взрослыми, иные умирают или выходят из пределов круга наблюдений. «Но если эти изменения делают логически невозможным точное определение среднего значения такого свойства, как рост, то они все же достаточно незначительны для того, чтобы это среднее значение могло быть определено с большой точностью. Таким образом, легко будет выяснить, меняется ли среднее значение или нет в различных группах или в одной и той же группе в различные эпохи. Таков принцип методов, с помощью которых можно сделать попытки точного изучения эволюционных проблем; они основаны на статистическом исследовании большого числа отдельных наблюдений. Каждое отдельное наблюдение в действительности лишено интереса; что рост некоего индивида равен 1,75м — факт, но не научный факт; нам интересно знать, сколько из 100 000 индивидов найдется таких, рост которых равнялся бы 1,75 м (или, вернее, был бы ближе к 1,75 м, чем к 1,7 I м и ли 1,76 м)». М. Планк справедливо возражает против попытки приведения принципиальной разницы между закономерностью физической и исторической. Совершенно неправильно думать, говорит он, что в естественных науках закономерность повсюду абсолютная и ход явлений определен с необходимостью, не допускающей исключений, между тем как в духовной области господствует случайность. Ведь, с одной стороны, всякое научное мышление, даже на самых отдаленных вершинах человеческого духа, неизбежно руководится допущением, что в глубочайшей основе лежит абсолютная закономерность, не зависящая от произвола и случайности. С другой стороны, в самой точной из естественных наук — физике — часто приходится оперировать с явлениями, закономерная связь между которыми пока совершенно не выяснена, так что их, несомненно, приходится считать случайными в самом определенном значении слова».