Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 1

Субстанция есть причина самой себя. Она представляет собою действительную сущность, существование и деятельность которой зависит от чего-либо другого, а содержится в ней и определяется её собственной природой и мощью.

Материя, пишет Энгельс, движется в вечном круговороте, в котором «каждая отдельная форма существования материи – безлично, солнце или туманность, отдельное животное или разложение – одинаково переходящи и в котором ничто не вечно, кроме вечно изменяющейся, вечно движущейся материи и законов её движения и изменения» 53.

§ 5.2 Что даёт нам категория – материя для познания природы, её единства

Важнейшей отличительной чертой материализма является то, что он устраняет дуализм духа и материи, бога и природы и считает природу основой всех явлений.

Природа может быть действительно понята и объяснена только в том случае, если мы, кроме неё, никакого другого существа не признаём. Она может быть понята только из себя самой. Из этого и вытекает монизм в науке.

Материалистический монизм означает, что мир един и существует вне нас, что изучаемые нами вещи и процессы представляют собой объективную реальность, существуют независимо от того, будем мы их изучать или нет. Материалистический монизм не отрицает наличие субъективных явлений; но он утверждает, что за этими явлениями всегда имеются объективные вещи и процессы, вызывающие эти субъективные переживания. Субъективные явления всегда связаны с определённой материальной системой и вне её не существуют, не имеют вне её никакого смысла.

Гегель не верил в возможность материализма именно потому, что он не понимал природу общего, как абстрактного, имеющим связь с отдельными реальными вещами. Проще: в понятии «дерево», как общее, он не видел связи, единства с отдельными конкретными деревьями. Вот эту-то связь отдельного и общего показал Ленин в приведённом выше положении. На непонимании, нежелании понимать эту связь общего и отдельного стоит вся идеалистическая философия, гносеология; утверждающие, что мир непознаваем, т.к. не существует связи между общим (абстрактным) и отдельным, конкретным. Материализм эту пропасть между чувственным и абстрактным мышлением преодолел ещё в лице Фейербаха, как мы только что показали.

Можем ли мы обойтись без абстрактных, общих категорий в познании отдельных, чувственно доступных нам предметов единого взаимосвязанного процесса природы?

Вот как этот вопрос объяснял Ленин. «Значение общего противоречиво: оно мертво, оно нечисто, неполно etc., etc., но оно только и есть ступень к познанию конкретного полностью. Бесконечная сумма общих понятий, законов etc. даёт конкретное в его полноте» 54.

Не исключение в этом отношении и категория – материя. Единство мира вещей ведёт к единству всей науки. Связь между собой познаваемых явлений и обусловленность и предопределённость каждого из них всей совокупностью предшествующих и сопутствующих явлений говорит за то, что причинная связь их есть закономерная связь, проявление некоторых общих законов, и что законы, проявляющиеся в изучаемых фактах в той или иной области, сами связаны определённым единством.

Поэтому, при исследовании отдельных явлений объективное познание должно исходить из некоторых единых, а не многих различных отправных пунктов и искать в явлениях выражение некоторой единой повторяемости, закономерности. Категории бытие и материя нам в этом хорошо помогают.

Установив, что мир движущая материя, отражающаяся в наших восприятиях, объективная, независимо от человека существующая реальность, действующая на наши органы чувств; выяснив далее соотношение между относительной и объективной истиной, равно как и значение практики, как критерия истинности и действительности нашего мышления, мы можем перейти к некоторым другим вопросам, имеющим также первостепенное значение для материалистической теории познания. Обратимся прежде всего к вопросу об определении материи.

Ваше определение материи, говорят махисты и другие противники материализма, не научно и сводится к простым повторениям. И они требовали, да и требуют еще поныне, «определения» материи. Очевидно, они хотели бы получить такое «определение», которое бы их удовлетворило. Но естественно, что такого определения материалист дать не может. В самом деле, к чему сводится весь этот спор? Материалисты утверждают, что материя есть первичное, а дух — вторичное, т.-е. некое свойство или состояние органической материи. Это значит, что сознание, дух связаны только с определенными процессами в органической материи. «Различие между материализмом и «махизмом» сводится, значит, по данному вопросу к следующему. Материализм в полном согласии с естествознанием берет за первичное данное материю, считая вторичным сознание, мышление, ощущение, ибо в ясно выраженной форме ощущение связано только с высшими формами материи (органическая материя), и в «фундаменте самого здания материи» можно лишь предполагать существование способности, сходной с ощущением» .

Но махизм исходит как раз из противоположного утверждения. Он принимает за первичное ощущения, из которых, якобы, образуются физические тела. Это противопоставление, резкое разграничение между двумя философскими направлениями, дает достаточно много для «определения» материи. Но какое значение

имеет вообще «определение» материи? Ведь, очевидно, что если бы махисты и прочие идеалисты отказались от своих поистине схоластических взглядов, согласно которым без субъекта, без нашего «я» не существует мира, согласно которым человек мыслит без мозга, и сознание или ощущение порождает физический мир,— если бы они отказались от этой мистики, находящейся в близком родстве с религиозными верованиями, то разногласия между махистами и материалистами сразу значительно сократились бы. Но в том-то и дело, что требуемые ими определения ни к чему, так как предмет спора очень ясен обеим сторонам. Обе стороны одинаково хорошо понимают, о чем идет разговор.

Но да не подумает читатель, что материалисты уклонялись от вопроса об определении материи. Вот что писал по этому поводу Ленин: «...самое небольшое размышление могло бы показать этим людям, что нельзя, по сути дела нельзя дать иного определения двух последних понятий гносеологии, кроме как указания на то, которое из них берется за первичное. Что значит дать «определение»? Это значит, прежде всего, подвести данное понятие под другое, более широкое. Например, когда я определяю: осел есть животное, я подвожу понятие «осел» под более широкое понятие. Спрашивается теперь: есть ли более широкие понятия, с которыми могла бы оперировать теория познания, чем понятия: бытие и мышление, материя и ощущение, физическое и психическое? Нет. Это — предельно-широкие, самые широкие понятия, дальше которых по сути дела (если не иметь в виду всегда возможных изменений номенклатуры) не пошла до сих пор гносеология».