Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 1

Всякий мыслящий человек должен будет признать, что Ленин прав. Так именно смотрят на вопрос все материалисты. По этому же пути идет и наука. Бытие и мышление составляют противоположности, за пределы которых и дальше которых ни наука, ни гносеология не пошли. Или, выражаясь иначе, это — самые общие и широкие понятия. И именно поэтому нельзя «определить» материю через другое, по необходимости более узкое, понятие. Это соображение до известной степени справедливо также и по отношению к «духу».

Но как ни бедно определениями последнее понятие (т.-е. понятие материи), оно, тем не менее, вполне «определяется». Мы уже подчеркивали в предыдущем отдельные моменты этого понятия. Они сводятся к следующему. Во-первых, материя есть первичное, и все прочее — ощущение, сознание — составляет свойство или состояние материи, т.-е. «продукт очень высокого развития», как выражается Ленин. Ибо «естествознание положительно утверждает, что земля существовала в таком состоянии, когда ни человека, ни вообще какого бы то ни было живого существа на ней не было и быть не могло. Органическая материя есть явление позднейшее, плод продолжительного развития» 1). Во-вторых, материя есть объективная реальность, существующая вне и независимо от какого бы то ни было сознания. Ибо как только вы «привязываете» мир к сознанию, как только вы становитесь на ту точку зрения, что «среда» (т.-е. внешний мир) связана неразрывно с сознанием, с каким-либо «я», вы неизбежно становитесь на идеалистическую точку зрения. Но идеалистическая точка зрения находится в вопиющем противоречии с естествознанием. Всякая философская концепция, противоречащая естествознанию, тем самым доказывает свою несостоятельность.

Далее, материя отражается в наших чувствах, т.-е. она познается нами посредством впечатлений, вызываемых ее действиями на наши органы чувств. У идеалистов, которые «привязаны» к духу, немедленно возникает сомнение насчет правильности этого тезиса. Ведь, действовать на наши чувства может и «дух». Так рассуждают они, если не вслух, то про себя. Но дело в том, что материя есть чувственная вещь; она непосредственно или же посредственно дана в чувствах. Поскольку речь идет об отражениях, об образах материального мира, ясно, что между «материей» и ее «образами» существует определенное соответствие, некая однородность, по крайней мере, в отношении некоторых качеств, что не вызывает никаких сомнений.

Материи, — утверждают далее материалисты,— присуще движение, составляющее основную форму ее существования. Это также чрезвычайно важное «определение». Движущаяся материя есть то, что наполняет пространство. Или, иначе говоря, материя протяженна или пространственна и изменчива. Это значит, что время и пространство являются также основными ее «определениями». Все предметы в мире существуют «один вне другого и один после другого», как выражается Фейербах. Так как время есть понятие, производное от движения, то оно предполагает наличность того, что движется. Пространство и время,— говорит тот же Фейербах,— предполагают наличность вещей, ибо пространство или протяженность предполагают ранее наличность чего-то, что протяженно, и время, движение, предполагает наличность того, что движется, ибо все пространственное и временное означает, что все протяженно и движется.

Не вдаваясь в дальнейший анализ «понятия» материи, мы на основании уже сказанного имеем право дать теперь более развернутое определение материи, которое будет гласить так: материя есть объективная реальность, существующая во времени и пространстве, действующая на наши чувства и в них отражающаяся. В более широком смысле, материя есть вся бесконечная конкретная совокупность «опосредствовании», т.-е. отношений и связей. И конкретные научные дисциплины — математика, механика, физика, химия, биология и пр. — имеют дело с различными формами движения материи и ступенями «опосредствовании», т.-е. процессов, отношений и связей все той же материи.

Таким образом, мы должны признать, что не материя «привязана» к духу, а дух «привязан» к материи. Разум есть лишь незначительная «частичка природы, один из высших ее продуктов, отражение ее процессов». Мы знаем лишь человеческий разум. Идеалисты же стремятся превратить этот человеческий разум в «чрезмерный», т.-е. универсальный. И тогда природа превращается сама в частичку этого человеческого разума, «растянутого» в «чрезмерный», т.-е. абсолютный, разум. Не очевидна ли нелепость такого построения?

Авенариус, — основатель эмпириокритицизма или махизма, пытается устранить эту нелепость тем, что вводит понятие «потенциального» центрального члена, т.-е. мистического потенциального сознания. В самом деле, если среда, т.-е. внешний мир, неразрывно связана с сознанием, то как же существует мир, так называемый., «противочлен», по терминологии Авенариуса, в то время, когда «центральный член» (сознание) еще находится в эмбриональном состоянии? Для спасения мира от исчезновения или, вернее, для спасения своей теории Авенариус и вводит понятие «потенциального центрального члена».

Ленин вскрывает всю нелепость такой постановки вопроса. «Итак,— говорит он,— координация неразрывна. Утверждать это обязательно для эмпириокритика в целях спасения основ его философии, ощущений и их комплексов. Человек есть центральный член этой координации (т.-ё. внешний мир существует лишь в неразрывной связи с человеческим сознанием. А. Д.). А когда человека нет, когда он еще не родился, то все же центральный член не равен нулю, он стал только потенциальным центральным членом! Можно только удивляться, каким образом находятся люди, способные брать всерьез такого философа, преподносящего подобные рассуждения! — восклицает с негодованием Ленин. «И разве это не мистика, — продолжает Ленин,— не прямое преддверие фидеизма? Если можно мыслить потенциальный центральный член по отношению к будущей среде, то почему не мыслить его по отношению к прошлой среде, т.-е. после смерти человека?» 1). От этого соображения Ленина нельзя отмахнуться контртребованиями насчет «определения» материи. И разве Ленин не прав, когда он указывает, что эта «мистика» ведет прямым путем к теологии? На самом деле, такие теологические выводы делаются, если не Авенариусом и его русскими последователями, то главарями имманентной школы, напр., солипсистом Шуберт-Зольдерном и др. Ленин, вместе с другими нашими материалистами, отстаивает вполне правильно ту мысль, что принципиальной разницы между эмпириокритиками и имманентами нет, что они стоят все одинаково на идеалистической точке зрения.

Какова позиция имманентов. На этот вопрос? «Вещь не может существовать независимо от нашего сознания; мы всегда примыслим самих себя, как разум, стремящийся познать эту вещь». Эмпириокритическая координация, конечно, ничем не отличается от этой софистики. «Софистика этой теории так очевидна, что неловко разбирать ее,— говорит справедливо Ленин. Если мы «примыслим» себя, то наше присутствие будет воображаемое, а существование земли до человека есть действительное. На деле быть зрителем раскаленного, к примеру скажем, состояния земли человек не мог, и «мыслить» его присутствие при этом есть обскурантизм, совершенно такой же, как если бы стал я защищать существование ада доводом: «если бы я «примыслил» себя, как наблюдателя, то я мог бы наблюдать ад».