Фернан Бродель - Структуры повседневности: возможное и невозможное

Так что если бы мы непрошеными гостями появились в интерьерах минувших времен, мы бы быстро почувствовали себя там не в своей тарелке. Их излишеств, как бы красивы они ни были (а нередко они бывали восхитительны!), нам бы оказалось недостаточно.

История костюма менее анекдотична, чем это кажется. Она ставит много проблем: сырья, процессов изготовления, себестоимости, устойчивости культур, моды, социальной иерархии. Сколько угодно изменяясь, костюм повсюду упрямо свидетельствовал о социальных противоположностях. Законы против роскоши были, таким образом, следствием благоразумия правительств, но в еще большей степени — раздражения высших классов общества, когда те видели, что им подражают нувориши. Ни Генрих IV, ни его знать не могли бы смириться с тем, чтобы жены и дочери парижских буржуа одевались в шелка. Но никогда никто не мог ничего поделать со страстью продвинуться по общественной лестнице или с желанием носить одежду, которая на Западе была знаком малейшего такого продвижения. И правители никогда не препятствовали показной роскоши важных господ, необычайной пышности туалетов венецианских рожениц или же выставкам туалетов, поводом для которых в Неаполе служили похороны.

Так же обстояло дело и в более заурядном мире. В Рюмежи, фландрской деревне возле Валансьенна, богатые крестьяне, записывает в 1696 г. в своем дневнике местный священник, жертвовали всем ради роскоши костюма: «Молодые люди в шляпах с золотым или серебряным галуном и соответствующих этому нарядах; девушки с прическами в фут высотой и в подобающих этим прическам туалетах». «С неслыханной наглостью посещают они каждое воскресенье кабачок». Но время идет, и тот же самый кюре сообщает нам: «Ежели исключить воскресные дни, когда они бывают в церкви или в кабаке, крестьяне [богатые и бедные] столь нечистоплотны, что вид девиц излечивает мужчин от похоти, и наоборот — вид мужчин отвращает от них девиц»… {983} И это восстанавливает порядок вещей, вводя их в повседневные рамки. В июне 1680 г. мадам де Севинье, полувосхищенная, полувозмущенная, принимает «красивую арендаторшу из Бодега [в Бретани], одетую в платье из голландского сукна на подкладке из муара, с прорезными рукавами», которая, увы, должна была ей 8 тыс. ливров {984} . Но это все же исключение, каким служат и крестьяне в брыжах на изображении праздника местного святого в немецкой деревне, относящемся к 1680 г. Обычно же все ходили босиком, или почти босиком, а на самих городских рынках достаточно было одного взгляда, чтобы отличить буржуа от простолюдинов.

Все было бы менее изменчивым, если бы общество оставалось более или менее стабильным. И так чаще всего и бывало, даже для верхушки местной иерархии. В Китае задолго до XV в. костюм мандаринов был одним и тем же — от окрестностей Пекина (с 1421 г. — новой столицы) до только еще осваиваемых китайцами провинций Сычуань и Юньнань. И шелковый наряд с золотым шитьем, который нарисовал в 1626 г. отец де Лас Кортес, — это тот самый наряд, который мы еще увидим на стольких гравюрах XVIII в., с теми же «шелковыми разноцветными сапожками». У себя дома мандарины одевались в простую одежду из хлопка. Свой блистательный костюм они надевали при исполнении служебных обязанностей как социальную маску, как свидетельство подлинности своей особы. В обществе, воистину почти что неподвижном, такая маска практически не изменится на протяжении столетий. Даже потрясения маньчжурского завоевания начиная с 1644 г. не нарушили старинное равновесие, или же нарушили очень мало. Новые господа навязали своим подданным бритье головы (за исключением одной пряди) и видоизменили парадное одеяние прежних времен. И это все; не так-то много в общем. В Китае, замечал один путешественник в 1793 г., «покрой одежды редко меняется из-за моды или [чьего-нибудь] каприза. Одеяние соответствует статусу человека и времени года, в которое он его носит; и оно всегда шьется одинаково. Даже у женщин почти не бывает новых мод, разве что в размещении цветов и прочих украшений, какие они носят на голове» {985} . Япония тоже была консервативна, может быть и против своего желания, из-за жесткой реакции Хидэёси [33]. Веками она оставалась верна кимоно , одежде домашней, мало отличавшейся от кимоно современного, и « дзинбаори , раскрашенной назади кожаной куртке», которую надевали обычно, когда выходили на улицу {986} .

В таких обществах перемены происходили, как общее правило, лишь в результате политических потрясений, затрагивавших весь общественный порядок. В Индии, почти целиком завоеванной мусульманами, нормой, во всяком случае для богатых, сделался костюм победителей-моголов (т. е. пижама и чапкан [34]). «Все портреты раджпутских князей [за единственным, кажется, исключением] показывают их нам в придворном одеянии — неопровержимое доказательство того, что высшая индусская знать в целом переняла обычаи и манеры могольских государей» {987} . То же самое можно констатировать и в отношении Турецкой империи: повсюду, где чувствовались сила и влияние османских султанов, их костюм становился непременным у высших классов — как в далеком Алжире, так и в христианской Польше, где турецкая мода лишь поздно и с трудом уступит место французской моде XVIII в. Все эти подражания затем на протяжении столетий почти не претерпевали изменений; образец оставался неизменным. В своей «Общей картине Оттоманской империи», вышедшей в свет в 1741 г., Мураджа д’Оссон замечает: «Моды, кои суть тиран европейских женщин, почти не волнуют сей пол на Востоке: там почти всегда одна и та же прическа, тот же покрой одежды, тот же вид ткани» {988} . Во всяком случае, в Алжире, ставшем турецким в 1516 г. и осужденном им оставаться до 1830 г., женская мода за три века мало изменилась. Краткое описание, которым мы обязаны отцу де Аэдо, находившемуся там в плену около 1580 г., «могло бы с очень незначительными поправками быть использовано для пояснения гравюр 1830 г.» {989} .

Китайский мандарин, XVIII в. Национальная библиотека, Кабинет эстампов .

В этом случае не возник бы и самый вопрос. Все оставалось бы неподвижным. Нет богатства — нет и свободы выбора, нет возможности изменений. Игнорировать моду — участь бедноты, где бы она ни жила. Костюмы бедняков, сколь бы красивы или примитивны они ни были, останутся тем же, чем были. Красивый, т. е. праздничный, наряд зачастую переходил от родителей к детям; и столетиями он останется самим собой, без изменения, несмотря на бесконечное разнообразие национальной и провинциальной народной одежды. А примитивный, т. е. повседневный, рабочий костюм создавался на базе самых дешевых местных ресурсов и изменялся еще меньше, чем парадный.