Фернан Бродель - Структуры повседневности: возможное и невозможное

Жесткий земледельческий календарь повсюду фиксирует последовательность этих поспешных работ. В Камбодже после дождей, оставивших лужи воды, первая вспашка «пробуждает рисовое поле»; один раз ее ведут от краев к центру, а в следующий раз — от центра к краям. Чтобы не оставить за собой углублений, которые наполнялись бы водой, крестьянин, идя рядом со своим буйволом, проводит поперек борозд по диагонали одну или несколько канавок, чтобы удалить излишек воды… А затем нужно будет выполоть траву, оставить ее гнить, выгнать крабов, которые наводняют неглубокую воду. И непременно вырывать сеянцы правой рукой и ударять ими по левой ноге, «дабы сбить землю с корней, которые еще очищают полосканием в воде» {436} .

Эти следующие одна за другой работы находят отражение в пословицах, в привычных образах. В Камбодже пустить воду на поля с сеянцами означает «утопить воробьев и горлиц». При появлении первых метелок говорится, что «растение беременно»; тогда рисовое поле приобретает золотистый цвет — «цвет крыла попугая». Несколько недель спустя при сборе урожая, когда зерно, «которое налилось молоком, стало тяжелым», наступает игра или почти игра со складыванием снопов либо «тюфяком», либо «перемычкой», либо «взлетающим пеликаном», либо «собачьим хвостом», или «слоновьей ногой»… Когда заканчивается обмолот, зерно отвеивают, чтобы удалить «голос риса ( падди )», т. е. «шуршащую мякину, которую уносит ветер».

Для шевалье Шардена, человека западного, видевшего, как выращивают рис в Персии, главным была быстрота его роста: «Это зерно созревает за три месяца, хоть его и пересаживают после того, как пробились ростки… Ибо его пересаживают по колоску в сильно увлажненную и илистую землю… Через неделю, после того как рис подсох, он становится зрелым» {437} . В быстроте заключен секрет двух урожаев — двух урожаев риса; или, если мы оказываемся слишком далеко к северу одного урожая риса, а другого — пшеницы, ржи или проса. Можно даже получить три урожая: два — риса и один, в промежутке между ними, — пшеницы, ячменя, гречихи или овощей (репы, моркови, бобов, нанкинской капусты). Рисовая плантация — это, таким образом, настоящая фабрика. Гектар земли под хлебами давал во Франции во времена Лавуазье в среднем 5 центнеров; гектар же рисового поля зачастую приносит 30 центнеров неочищенного риса — падди. Будучи очищены, они дают 21 центнер пищевого риса по 3500 калорий на килограмм, т. е. колоссальную цифру — 7350 тыс. калорий с гектара против 1500 тыс. калорий от пшеницы и всего 350 тыс. калорий животного происхождения, если этот же гектар земли, будучи отведен для животноводства, произвел бы 150 кг мяса {438} . Эти цифры демонстрируют огромное превосходство рисового поля и растительной пищи. И конечно же, не из идеализма цивилизации Дальнего Востока предпочли растительную пищу.

Чуть отваренный на воде, рис был повседневной пищей, как у людей Запада — хлеб. Нельзя не вспомнить итальянский pane e companatico , видя, насколько скудны добавления к рисовому рациону хорошо питавшегося крестьянина Тонкинской дельты в наши дни (1938 г.): «5 г свиного жира, 10 г nuoc mam [рыбного соуса], 20 г соли и некоторое количество зелени, не дающей калорий», на килограмм белого риса (последний давал 3500 калорий из общего их числа 3565) {439} . Средний повседневный рацион индийца, питающегося рисом, в 1940 г. был более разнообразным, но не менее растительным по характеру: «560 г риса, 30 г гороха и фасоли, 125 г свежих овощей, 9 г растительного масла и растительных жиров, 14 г рыбы, мяса и яиц плюс ничтожное количество молока» {440} . Несомненно, столь же «немясным» было и питание тех пекинских рабочих, 80 % расходов которых на еду в 1928 г. составляли зерновые, 15,8 — овощи и приправы и 3,2 % — мясо {441} .

Эти сегодняшние реальности перекликаются с реальностями вчерашними. В XVII в. на Цейлоне один путешественник удивлялся тому, что «посоленный рис, сваренный на воде, с небольшим количеством зелени и лимонным соком считается приемлемой трапезой». Даже «большие люди» ели очень мало мяса или рыбы {442} . Отец Дюальд в 1735 г. отмечал, что китаец, проведший день в непрерывной работе, «зачастую по колено в воде… вечером будет счастлив, получив риса, вареной зелени, немного чаю. Надо заметить, что в Китае рис всегда варят на воде и для китайцев он то же самое, что хлеб для европейцев, и никогда не вызывает отвращения» {443} . Вот рацион китайца по сообщению отца де Лас Кортеса: «Маленькая мисочка риса, сваренного на воде, без соли, который есть повседневный хлеб здешних мест [на самом деле — четыре-пять таких чашек], каковую подносят ко рту левой рукой, держа в правой две палочки, и, подув сначала на рис, торопливо отправляют его в желудок, как будто бросают в мешок». С этими китайцами бесполезно было говорить о хлебе или сухарях. Если у них бывала пшеница, они ели ее в виде сваренных на пару пампушек, с топленым свиным салом {444} .

Эти китайские «булочки» восхитили в 1794 г. де Гиня и его спутников. Они сдобрили их «небольшим количеством сливочного масла» и сразу же, рассказывает он, «довольно хорошо справились с принудительными постами, которых нас заставляли придерживаться мандарины» {445} . Разве нельзя здесь говорить о выборе, обусловленном своей цивилизацией, о господствующих вкусах и даже о пристрастиях в еде, которые все суть результат сознательного предпочтения, как бы чувства превосходства? Отказаться от культуры риса означало бы обречь себя на упадок. «Люди муссонных областей Азии, — говорит П. Гуру, — предпочитают рис клубнеплодам и зерновым в виде каши» (и в виде хлеба). Сегодня японские крестьяне сеют ячмень, пшеницу, овес, просо — но только между двумя сборами риса или же в условиях вынужденного суходольного земледелия. Лишь необходимость заставляет их потреблять эти зерновые, «которые они считают жалкими». Этим объясняется то, что в наше время рис продвинулся сколь возможно далеко на север Азии, до 49° северной широты, в такие области, где другие культуры, несомненно, были бы более уместны {446} .

Обмолот риса вручную. Рисунок Ичо Ханабуса (1652–1724 гг.) Париж. Галерея Жаннет Остье . ( Фото Нелли Делэ .)

На «рисовом режиме» (включая и побочные продукты переработки риса) находился весь Дальний Восток, даже европейцы, обосновавшиеся в Гоа. Мандельсло в 1639 г. констатировал, что португальские женщины этого города предпочитают хлебу рис, «как только они к нему привыкнут» {447} . Из риса в Китае изготовляли также и вино, которое «пьянит так же сильно, как лучшие испанские вина», «вино янтарно-желтого цвета». Подражая этому или из-за низкой цены риса на Западе, но в XVIII в. «в некоторых местах Европы додумались гнать из него очень крепкую водку, но во Франции она запрещена, так же как водка из зерна и из жома» {448} .