Марина Могильнер - Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Наиболее ярким проявлением радикального разрыва с традициями толерантного отношения к многообразию стало распространение практики liberum veto именно в середине XVII в. В перечне древних привилегий шляхты (юридически закрепленных в 1573 г.) было право любого депутата сейма или местного сеймика на «свободное вето», блокирующее обсуждение неугодного ему вопроса или вообще работы парламента. Как ни странно, несмотря на острейшие конфликты интересов и противоречия, вызывавшие подчас вооруженное противостояние партий (рокош), никто не пользовался этим правом до 1652 г., когда его применили против нарушения регламента заседаний. И лишь в 1669 г. сейм в Кракове впервые был распущен досрочно после того, как правом liberum veto воспользовался один из депутатов. После этого использование liberum veto становится рутинным, а сам этот принцип начинает восприниматься как священный символ шляхетских свобод, выражающий саму суть «шляхетской республики» как правления равных и только по всеобщему согласию. Фетишизация liberum veto и совершенно невротическая фиксация на культе единодушия служат наглядным свидетельством разрыва с политической культурой Речи Посполитой XVI века. Речь Посполитая — «общее дело» — предоставляла полноценное членство в «шляхетской республике» любому представителю привилегированного сословия, из любых земель, входивших в ее юрисдикцию, независимо от личных пристрастий. В этом заключалась причина притягательности Речи Посполитой для дворян региона и, как следствие, сила этой крупнейшей политии Европы, способной удерживать обширнейшие территории под своей властью. Никому не приходило в голову воспользоваться правом личного вето и заблокировать совместную работу сейма, коль скоро смысл этой работы заключался как раз в нахождении общего компромисса и потому был в интересах каждого «гражданина»-шляхтича. Ко второй половине XVII в. представления о гражданстве изменились: православным, протестантам, литовцам, руським и другим «маргинальным» группам не было более места в политическом воображении новой Речи Посполитой. Высшей ценностью становился не компромисс, а единодушие и гомогенность, а потому все, что не удовлетворяло хотя бы одного депутата сейма, было не жалко заблокировать liberum veto.

Гомогенность и единообразие было новым социальным идеалом, кристаллизовавшимся в первой половине XVII в. в ходе Контрреформации и ожесточенной Тридцатилетней войны в Европе. Попыткой выразить эстетическими средствами идею заключения разнообразия в единые рамки, установленные на основе формализованных рациональных правил, стало барокко — доминирующий стиль искусства эпохи. Как правило, политическим результатом этого переворота социального воображения становилось укрепление и централизация коронной власти. Переставая опираться на межличностные «феодальные» отношения сюзерена и вассала, а также на передачу властных полномочий всевозможным местным «заместителям» верховной власти (герцогам, епископам, городским советам), власть короны начинала приобретать черты современного государства как обезличенного механизма управления силами профессиональных чиновников. В Речи Посполитой наблюдалась обратная тенденция: полномочия королевской власти лишь уменьшались по мере насаждения господствующего положения одной категории участников «общего дела» (польско-католической шляхты) за счет остальных. В политическом сообществе, в котором права полноценного гражданства предоставлялись всем членам благородного сословия шляхты, от урезания прав одних граждан выигрывал не король, а другие граждане. Защищать свое исключительное положение и новую внутреннюю сплоченность они были готовы ото всех: протестантской шляхты, православного казачества, крестьян, а также короля. Признав невозможность реализовать политический идеал Контрреформации, т. е. попросту преодолеть постоянное сопротивление шляхты при управлении страной, король Ян Казимир отрекся от престола в 1668 г. и уехал во Францию, став аббатом в монастыре. Этот жест весьма символично подвел итог политике Контрреформации королей династии Ваза в Речи Посполитой: религия одержала верх над прагматичной политикой.

Утратив культурные навыки и политические механизмы примирения различий и признания разнообразия, Польско-Литовское содружество не обрело новой централизованной системы управления, позволявшей эффективную мобилизацию даже ограниченных человеческих и материальных ресурсов. Оставалось лишь вопросом времени, когда соседние страны, вышедшие из горнила потрясений Контрреформации с обновленной политической системой, начнут представлять смертельную угрозу для обширной, но нескоординированной «шляхетской империи» Речи Посполитой.

К началу XVII в. Крымское ханство достигло пика своего могущества. Оно было ничуть не более деспотичным политическим образованием, чем Московское царство, и не уступало по уровню материальной культуры и хозяйства Речи Посполитой. Его главной силой, становящейся постепенно основной слабостью, было идеальное приспособление к особой «политико-экологической» нише. Наследник одного из улусов Золотой Орды, Крымское ханство занимало буферную зону сразу в нескольких измерениях: между разными региональными державами, между экономикой кочевников и экономиками оседлых обществ, а также между хозяйственным и культурным миром Средиземноморья и Восточной Европы. Кроме того, правители Крыма являлись вассалами Османской империи («Возвышенной османской державы») и находились под плотным контролем султанов, свергавших неугодных ханов и назначавших новых. Некоторые ханы вступали на престол и теряли его по воле султана по два и даже по три раза. Вассальные отношения с Османской империей обеспечивали мощную поддержку, но в то же время не позволяли ханству целиком преследовать собственные интересы, в том числе приспосабливаться к меняющейся обстановке в регионе.

То, что внешнему наблюдателю в Москве или Кракове казалось единым и однородным «ханством татар», изнутри виделось сложным и крайне пестрым микрокосмом. Османский путешественник Эвлия Челеби, объехавший весь Крым во второй половине 1660-х гг., рассказывал, что в ханстве разговаривают на двенадцати языках и общаются между собой при помощи переводчиков. Подданными Крымского ханства (в старом, данническом понимании) являлись адыги в Прикавказье и кочевавшие в Причерноморье ногайцы. Племенные группы под властью хана были вовлечены в сложные внутриполитические отношения. Местная знать пользовалась независимостью и такими привилегиями, как право голоса при выборе очередного хана (правда, он должен был обязательно принадлежать к роду Гиреев). Властвуя в Крыму, полностью контролируя бывшую «половецкую степь» и периодически доходя с войском до Москвы, Киева, Львова и Кракова, крымские ханы не формализовывали свое влияние ведущей региональной державы институционально (в смысле государственного строительства) и даже территориально — по крайней мере, за пределами собственно Крымского полуострова (см. карту). Репутация грозного соперника Речи Посполитой и Московского царства (которое уплачивало периодическую дань ханству до 1685 г.) покоилась на средневековой практике военных набегов, приносивших добычу с разоренных территорий (главным образом, скот и пленных). Точные оценки затруднены, но по некоторым подсчетам за два столетия (XVI−XVII вв.) крымчаки продали в рабство три миллиона пленников, главным образом через невольничий рынок в Кафе (Феодосии). Возможно, эта цифра многократно завышена, но имеющиеся отрывочные достоверные сведения говорят о том, что в результате одного большого рейда в плен угонялись десятки тысяч человек; еще в начале XVIII в. (1717) в Крыму ежегодно продавалось до 20 тысяч рабов. За вторую половину XVI в. на Московское царство было совершено 48 набегов; после существенного укрепления московских рубежей, за первую половину в XVII в. на земли Речи Посполитой — 75 набегов. Помимо больших «политических» рейдов, организованных ханом в рамках войн и для укрепления собственной власти (в логике кочевой легитимности), а также по приказу османского султана, самостоятельные набеги совершали аристократы (беки и мурзы) в сугубо «экономических» целях. Военная добыча была важным или даже основным источником дохода для многих крымчаков-скотоводов.