Дэвид Голдблатт - Записки путешественника во времени

Сначала Карл развернул клочок бумаги, на котором нацарапал несколько слов, с которыми собирался обратиться к толпе. Но его голос настолько тихий, что вы не сможете его услышать. Во время своей короткой речи, Карл назвал себя «мучеником народа» и обвинил тех, кто вынудил его «стать деспотом» и править «силой меча». Вместо того, чтобы взорваться криками, толпа встретила последнюю речь короля в гробовой тишине. Резкий порыв ветра. Карл нерешительно просит полковника Хакера: «Позаботьтесь, чтобы я не страдал от боли». Если Брандону не удастся завершить дело с первого раза, потребуется много ударов топора, чтобы отделить голову от тела – процедура длительная, кровавая и ужасно болезненная. Затем Карл обратится к епископу Джаксону, подтверждая, что он «умрет как истинный христианин англиканской церкви». Джаксон пытается утешить Карла, напоминая ему, что теперь он связан с небесами, где обретет «корону вечной славы». Соглашаясь с этим, Карл отвечает: «Я перехожу от тленного царства к нетленному, там не будет волнений». Епископ (как и многие другие представители его профессии, он любит, когда последнее слово остается за ним) соглашается, что это «хороший обмен». Наступает время ритуала. Брандон аккуратно убирает волосы жертвы под шапочку, Карл снимает плащ, украшенный драгоценным орденом Подвязки, на котором изображена фигура Святого Георга и вручает его епископу. Затем он снимает дублет и снова надевает плащ. Ритуал окончен, Карл вздыхает и его дыхание зависает в морозном воздухе. Взгляд короля падает на низкую плаху. В возмущении он поворачивается к своему палачу. «Вы должны сделать это быстро». Брандон остается безмолвен и недвижим. «Она… – Карл все еще раздражен и предпринимает вторую попытку: – она могла быть и повыше». Брандон остается неколебим: «Она не может быть выше, сэр». Карл раздражен, но понимает, что он не в том положении, чтобы продолжать. Поэтому он просто бормочет себе под нос, подняв руки, и закатив глаза. Затем король резко наклоняется вперед, чтобы положить голову на плаху. Брандон тем временем удостоверяется, что волосы Карла не вылезли из-под шапочки. Карл вытягивает руки. Его последняя просьба: «Дождитесь моего сигнала». Брандон, возможно, впервые осознает всю чудовищность того, что он собирается сделать, и, замявшись, соглашается, обратившись к Карлу «Ваше Величество». После того как Карл вытягивает руки, Кинг-стрит погружается в тяжелую тишину ожидания. Брандон поднимает топор, привезенный из Тауэра, длиной 90 сантиметров, весом чуть больше трех килограммов, с сорокасантиметровым клинком и остро заточенным двадцатисантиметровым лезвием. Брандон опускает топор на шею Карла, прямо между третьим и четвертым позвонком, аккуратно отделяя голову от тела. Один смертельный удар, и в толпе раздается стон, столь жуткий, что один из присутствующих на казни, позже отметил: «Такого стона не слышал я никогда до этого, и страстно желаю не слышать больше никогда». Вполне возможно, вы обнаружите, что и вы присоединились к толпе в этом порыве.

Карл I на эшафоте, перед толпой. Позади – банкетный зал. Изображение современное

Брандон быстро показывает голову Карла толпе, в то время, как его тело быстро перемещают в гроб, задрапированный черным бархатом, и уносят в помещение. В то время как обычай диктовал выставлять головы предателей на всеобщее обозрение, в этом случае решено поступить по-другому. Цареубийцы резонно опасаются все возрастающей симпатии к казненному королю и «отдачи», которая может последовать за столь необдуманным поступком. Вместо этого, решено пришить голову Карла обратно к телу и поместить в свинцовый гроб. Несмотря на то, что королевской особе было выказано должное уважение, Карла было решено не хоронить в Вестминстерском аббатстве, так что в ночь на 7 февраля его тело будет передано в Виндзор. Два дня спустя Карл будет похоронен в усыпальнице Генриха VIII в часовне Святого Георгия.

Через пару секунд после того, как топор отделил голову короля от его тела, несколько счастливчиков успели промочить свои платки в королевской крови, пролившейся на эшафот. Считается, что это хороший сувенир на удачу. Тем не менее, войска быстро показывают свою силу, и разгоняют шокированную толпу, застывшую от мороза и от увиденного, подальше от эшафота, в темноту аллей и продуваемых холодным ветром улиц. Спустя полчаса, это место уже опустеет. Тех, кто надеется задержаться подольше, разгонит кавалерия. Полковник Джон Хьюстон и его эскадрон прочешут весь центр города, сгоняя людей от Чаринг-Кросс к Королевской бирже. Они хотят удостовериться, что лондонцы разойдутся по домам, а не будут слоняться по городу, как это бывает после крупных публичных мероприятий. Опустевший город погружается в раннюю зимнюю темень. Совершенно ясно, что пора возвращаться. Поспешите в свою комнату, именно оттуда вы и отправитесь домой.

Французская революция стала одним из сильнейших потрясений в истории: отличительной чертой стал хаос, ее исход – неминуем. В критические моменты парижане решительно вмешивались в ход революции, каждый раз направляя ее в совершенно другое русло. Поход женщин на Версаль задал тон таким мини-вмешательствам. Эта демонстрация силы придала людям уверенность и заставила их поверить в то, что они могут подчинить события своей воле. Более сорока восьми часов группа парижанок из числа рабочего класса, их современники прозвали их амазонками, удерживала Версаль, что заставило короля Людовика XVI и королеву Марию-Антуанетту собрать вещи и переехать в Париж, который стал своеобразным местом их заключения. Их потрясающе роскошный дворец остался заброшенным, роскошно оформленные комнаты и зеркальные залы – пустынны, двери и ворота заперты, а прославленные, прекрасные сады патрулируются вооруженной охраной. Спустя несколько лет и короля, и королеву ждет гильотина. Этот путь начался в день, когда женщины вошли в город. Во время этого путешествия вы проведете ночь в Париже, наслаждаясь прогулками в саду Пале-Рояль. Именно сюда приходит развлекаться весь город. На следующий день (5 октября 1789 года) вы присоединитесь к женщинам в их походе на Версаль и с триумфом вернетесь в Париж на следующую ночь, чтобы отпраздновать.

Чуть ранее в том же году (14 июля) парижане поднялись, чтобы разрушить Бастилию – самую ненавистную и печально известную тюрьму во всей Франции. Бастилия – символ всего гнилого, что было в старой системе. Той системе, которую новый созыв Национального собрания призвал разрушить, – и большой повод для праздника. Тем не менее, эйфория длилась недолго. В то время, как Национальное собрание провело весь август, стараясь отправить феодальную систему на свалку истории и разрабатывая Декларацию прав человека и гражданина, парижане все больше и больше опасались контратаки реакционных сил или прямой интервенции со стороны иностранных держав. Франция вновь могла встать на аристократический путь развития. Вдобавок к усиливающемуся напряжению, начались сильные перебои в поставках хлеба. Хотя лето выдалось достаточно щедрым на урожай, засуха привела к тому, что мукомолам не хватило воды, чтобы смолоть зерно.