А Иванов - Вооруженные силы Японии. История и современность

По свидетельству японского исследователя К. Каваи, «с самых первых месяцев оккупации» между представителями японского правительства и оккупационных властей были налажены «теплые личные отношения», они «работали вместе», исходя из «общих интересов и общих устремлений» [834] Kawai K. Japan's American Interlude. Chicago, 1960, с. 28. .

Японскому руководству удалось запугать американские власти ростом «коммунистической угрозы» внутри страны и показать себя верным помощником империалистических сил в деле подавления с оружием в руках растущего революционно-демократического движения на территории ряда стран, оккупированных японскими вооруженными силами в ходе войны. Это сыграло решающую роль в последующей ставке США на Японию как на ведущего союзника в их агрессивной политике в Азии, позволило японским милитаристам расплатиться за военные преступления лишь «малой кровью». Классовые интересы японских и американских империалистов, одинаково заинтересованных в недопущении развития демократического и национально-освободительного движения в странах Азии, оказались сильнее противоречий между монополиями двух стран, заставили американцев отбросить сомнения (а они были у наиболее дальновидных политиков США) относительно возможных последствий перевооружения Японии. В этом свете справедливым представляется мнение советского исследователя А. Николаева, изложенное в предисловии к сборнику материалов «Черная книга Японии», о том, что военно-политический союз японских и американских монополий начал складываться еще во время оккупации Японии [835] Черная книга Японии. Пер. с яп. М., 1968, с. 13. .

Так руководство Японии сделало в военной политике крутой поворот: в короткий срок переориентировалось на нового союзника в лице одного из своих бывших основных противников в войне на Тиком океане — Соединенные Штаты Америки. В американском империализме оно смогло в тот драматический период развития страны увидеть опору и надежду в осуществления планов восстановления военных позиций Японии. Соединенные Штаты охотно пошли на этот опасный союз.

Период американской оккупации явился для японских консерваторов периодом перегруппировки сил, определения новых главных противников, смены союзников, переоценки способов и средств достижения конечных целей, временем, в течение которого были созданы условия для воссоздания государственной военной машины.

Последующий период 50 — 60-х годов был насыщен для Японии событиями, главной особенностью которых был выход в военно-политических долах впервые в послевоенной истории на международную арену. К ним относятся в первую очередь соучастие в войне в Корее, а затем, в еще большем масштабе, в войне в Индокитае, создание сразу же после начала корейской войны регулярных вооруженных сил, предназначенных для борьбы не только с внутренним, но и с внешним противником, заключение в 1951 г. и пересмотр в 1960 г. японо-американского «договора безопасности» — юридической основы военного союза двух стран, возвращение в 1957 г. к довоенной системе определения военно-политического курса страны путем принятия «Основного курса в области национальной обороны».

Все это оказало существенное влияние на дальнейшее развитие военно-доктринальных взглядов правящих кругов страны.

Определение главного противника — отправной момент в разработке любой военной доктрины. Характерным, однако, является то, что в доктринах капиталистических государств не всякий вероятный противник несет в себе неспровоцированную военную угрозу для них. Это относится и к военной доктрине Японии. В истории этой страны за последние два столетия вообще нет примера, чтобы какое-либо государство первым совершило нападение па японскую территорию. В связи с этим для обоснования «необходимости» существования и постоянного наращивания японских вооруженных сил японская реакция прибегает к выдвижению лжедоктринальных положений. Со времени принятия японским парламентом Закона о силах самообороны. в 1954 г. и по сей день она использует в открытой печати в этих целях утверждение о наличии двух видов угрозы для Японии — угрозы «прямой агрессии» и угрозы «косвенной агрессии». Соответственно и главной задачей созданных «сил самообороны», согласно ст. 3 упомянутого закона, является «оборона» Японии от «прямой и косвенной агрессии» [836] Черная книга Японии. Пер. с яп. М., 1968, с. 249. .

«Прямая агрессия» при этом толкуется как непосредственная агрессия против Японии со стороны какого-либо государства. Под «косвенной агрессией» имеются в виду усиление действий подрывных элементов, которые могут поддерживаться извне, нелегальное проникновение из-за рубежа людей и ввоз оружия, а также «незаконное использование военной силы в территориальных водах и воздушном пространстве Японии» [837] Боэй хакусё (Белая книга по обороне Японии). Токио, 1976–1984, 1977, с. 169. .

В результате «прямой агрессии» существует угроза потери части или всей территории страны, в итоге как «прямой» так и «косвенной» агрессии может быть изменен ее строй. Японское правительство призывает народ и вооруженные силы быть готовыми к отражению обоих типов агрессии, направленной против государства. Однако даже японские буржуазные исследователи в военной области, например М. Ясуда, не верят в то, что на территорию Японии может напасть какая-либо страна, если она «что будет спровоцирована, не подвергнется угрозе со стороны Японии» [838] «Йомиури симбун», 06.01.1971. . Выступая 23 марта 1970 г. в парламенте, Я. Накасонэ признал, что «существует весьма малая вероятность того, что Япония может явиться объектом прямой агрессии» [839] «Thе Japan Times», 25.03.1970. . Надуманным представляется и тезис об угрозе Японии в случае возникновения народных волнений в стране. Здесь налицо попытка отождествить угрозу потери власти правящим классом в результате действий революционных масс, которая неизбежно и объективно существует в любом капиталистическом обществе, с угрозой, якобы нависшей над всей страной, игнорирование того факта, что народ не может угрожать своей собственной стране, он может лишь установить в ней более справедливый строй.

Отсюда видно, что исходной позицией военно-политических кругов при определении вероятных противников Японии является выявление сил, несущих в себе угрозу существующему буржуазному строю. Поскольку главную угрозу этому строю представляет, по мнению японского руководства, революционное движение народных масс, живым примером для которого служит реальный социализм, то и основными противниками современного японского государства, для вооруженной борьбы с которыми воссоздана военная машина, являются трудящиеся классы собственной страны и народы социалистических стран, в первую очередь Советского Союза. «Начиная с 1948 r., — пишет американский историк М. Вайнштейн, — правительства Японии строили свою политику на посылке, что Советской Союз представляет собой основную, если не единственного, внешнюю угрозу для Японии» [840] Weinstein М. Japan's Poshvar Defence Policy 1947–1968. N. Y. — L., 1971, с. 48. . Очевидно, что ни СССР, ни другие социалистические страны, ни тем более демократическое движение внутри Японии не несут в себе никакой угрозы этой стране. Рассматривая Советский Союз в качестве главного противника и пропагандируя подобный тезис среди населения, правительства Японии получают большую степень свободы в наращивании военного потенциалом своей страны. Советский Союз является сильным государством не только в политическом и экономическом, но и в военном отношении. Поэтому, сколько бы средств ни запросило военное ведомство на «укрепление самообороны», эти запросы неизменно могут казаться при такой постановке вопроса оправданными.