Файзулла Ходжаев - К истории революции в Бухаре и национального размежевания Средней Азии [2 издание]

Распадом Ревкома закончился первый период эмиграции непосредственно после колесовских событий 1918 г. /153/

Период с 1918 г. до начала 1919 г. для младобухарцев прошел тускло и вяло и характеризовался полнейшей их бездеятельностью. /153/

Внутрипартийная жизнь замерла, если не считать за оживление те внутренние дрязги и мелочные раздоры, о которых уже упоминалось и которые неизбежны для всякой молодой, неоформившейся и неокрепшей партии в период реакции, усугублявшейся еще оторванностью от родной среды.

Сам по себе этот период для Средней Азии в целом был одним из самых примечательных и трудных периодов, когда зажатый в огненном кольце фронтов Советский Туркестан, экономически обессиленный вследствие оторванности от России, героически отстаивал свое существование и закладывал в Средней Азии первоначальные основы советского строя.

Рабочий класс, в первую очередь железнодорожники Туркестана, в союзе с передовой частью местной интеллигенции и городской бедноты, вынесли на своих плечах Советскую власть в Средней Азии в эту тяжелую годину нищеты и непрерывных боев с наседавшими со всех сторон на Советский Туркестан контрреволюционерами.

Непоколебимая воля их к победе и нечеловеческая выносливость помогли им удержать в Туркестане завоеванные в Октябре 1917 г. позиции. Это было ужасное для Туркестана время. С запада, из Оренбургских степей, грозил Дутов, отрезавший Туркестан от России и тем самым сразу подорвавший экономическое положение Туркестана. На Востоке угрожало враждебно настроенное семиреченское казачество, на юге подготовлялся англичанами закаспийский фронт. В Фергане свирепствовало басмачество.

Отрезанный от хлебной базы Советский Туркестан, всегда живший, в значительной мере, привозным хлебом, испытывал тяжкие продовольственные затруднения, могущие каждую минуту перейти в настоящий голод.

Туркестанское золото - хлопок - стал не нужен; отрезанный от русской текстильной промышленности, не имевший заграничных рынков, хлопок не мог быть реализован, и это обстоятельство окончательно подорвало экономическую мощь Туркестана.

Трудность положения усугублялась борьбой с внутренней туркестанской контрреволюцией, постоянными заговорами, а также саботажем чиновников и /154/ другими проявлениями пассивной враждебности к советскому строю.

Перечень контрреволюционных сил, угрожающих Советскому Туркестану, был бы не полон, если бы я пропустил Хорезмское ханство и эмирскую Бухару эти два очага среднеазиатской контрреволюции.

Хорезм и Бухара со своим деспотическим средневековым строем, органически противным всякому, даже буржуазному, прогрессу, тем более не могли быть в ладу с народившейся у них под боком Туркестанской Советской Республикой и ждали только случая, чтобы напасть на нее и окончательно задушить ненавидимую ими революцию.

Хорезмское ханство, лежавшее вдалеке от железных дорог и торговых путей, слабое в экономическом и военном отношении, не было страшно Советскому Туркестану.

Совсем иное дело была эмирская Бухара, престиж которой среди реакционеров рос с каждым днем и вырос до необычайных размеров.

Из всех контрреволюционных очагов Средней Азии Бухара была самым значительным, единственным обладающим известной экономической мощью, значительной армией и налаженной государственностью.

Эмиру, ценою величайших народных бедствий и потоков пролитой крови, удалось в то время, когда все кругом кипело, добиться полного спокойствия в своей стране и создать 20000 армию сарбазов 65 [69] и наукеров 66 [70], вооружив ее оружием европейского образца.

Начавшееся, как нами уже указывалось, после мартовских событий хозяйственное и политическое сближение Бухары с Афганистаном и Персией и через Афганистан с англичанами развивалось вполне успешно.

Конечно, афганские и персидские рынки не могли заменить рынка русского, особенно в отношении реализации хлопка, но все же некоторую отдушину для бухарского сырья они создали, и экономическое положение Бухары, хотя и ухудшившееся с потерей русского рынка, все же несколько укрепилось, во всяком случаев было много благоприятнее, чем в Туркестане, совершенно отрезанном от всяких рынков сбыта. В Бухаре, кроме того, были хлебные ресурсы, которых в Туркестане не было. /155/

Под влиянием изменившихся экономических условий произошла в Бухаре генеральная перегруппировка классовых сил.

Недовольное упадком крестьянского хозяйства, увеличением налоговых тягот (эмирское великодержавие, создание 20000 армии, содержание многочисленных русских контрреволюционеров, белогвардейских офицеров и бежавших чиновников недешево обходилось Бухаре), крестьянство глухо роптало.

Армия тоже была недовольна несвоевременными получками, ничтожным содержанием, носившим характер жалких подачек, палочной дисциплиной, а также ростом болезней, происходивших от отсутствия в эмирской армии всякой санитарии и от невозможных жилищных условий.

Начавшееся сначала робко, под влиянием тяжелых условий существования и полного невнимания эмира к интересам трудящихся недовольство все разрасталось.

Сама бухарская действительность, само создавшееся хозяйственное положение будоражило массы, и для этого не нужно было никакой агитации злосчастных джадидов и младобухарцев.

Солдаты стали с оружием в руках дезертировать из эмирской армии, переходить границу и присоединяться к младобухарцам. Жестокие наказания и возможная казнь не могли устрашить недовольных.

Параллельно с этим несомненным революционизированием масс, которого не видели лишь эмирское правительство и правящая верхушка Бухары, твердо уверенные, что всякая опасность революции в Бухаре ликвидирована, что младобухарская партия разгромлена окончательно и не воскреснет, и не замечавшие того все возрастающего недовольства, которое происходило у них под носом, - параллельно с только что отмеченным накапливанием потенциальных сил революции шло объединение и сплочение вокруг эмира всего, что было реакционного в Бухаре.

Реакционные чиновники, духовенство и русские белогвардейцы нерушимой стеной стояли у эмирского трона.

Новым в положении было то, что фрондирующее и в некоторой своей части склонное к реформам бухарское /156/ купечество после Октябрьской революции и колесовских событий основной своей массой бросилось в объятия самой черной реакции и образовало единый фронт с духовенством.

Купцы и мелкие лавочники, арендаторы и ростовщики - все эти представители молодого торгового капитала, смертельно напуганные действиями Туркестанского Советского правительства, проведшего у себя национализацию недвижимых имуществ, заводов и капиталов, отшатнулись от всяких нововведений, были готовы помириться с любым деспотизмом, лишь бы не лишиться собственности.