Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Иногда язычники бежали, иногда подчинялись, — при этом зачастую в итоге их положение оказывалось мало чем лучше рабского. Однако — подобно охотникам-собирателям, противостоявшим земледельцам и скотоводам, или жителям Сицилии, противостоявшим греческим колонистам за тысячи лет до этого, — иногда язычники организовывались и отстаивали свою землю. По мере того как франкские и германские земледельцы продвигались на восток, срубая деревья и распахивая пастбища, некоторые сельские жители в Богемии, Польше, Венгрии и даже далекой России копировали их техники, используя улучшение климатических условий для того, чтобы более интенсивно возделывать свои собственные земли. Их вожди, становясь христианами, убеждали или заставляли их стать подданными-налогоплательщиками и воевать с колонистами (или друг с другом).

Распространение государств, церквей и интенсивного сельского хозяйства по Европе имеет много общего с сельскохозяйственными окраинами, сформировавшимися к югу от Янцзы после V века, но отличалось в одном важном отношении: все это не порождало крупных торговых потоков между новой сельскохозяйственной окраиной и более старым городским центром. В отсутствие центральноевропейского эквивалента Великого канала Китая, здесь попросту не было дешевого пути, чтобы доставлять польское зерно в крупные города, такие как Палермо и Каир. Западноевропейские города располагались ближе к окраинам, и они росли. Однако они оставались слишком немногочисленными и слишком маленькими для того, чтобы обеспечить появление адекватных рынков. Вместо того чтобы экспортировать продовольствие из Восточной Европы, эти западноевропейские города обычно росли за счет интенсификации местного производства и использования новых источников энергии.

Водяные мельницы, уже ставшие обычными в мусульманском центре, теперь распространились и на христианской окраине. Например, число мельниц во французской долине Робек с X по XIII век увеличилось в четыре раза, а в Книге Страшного суда, где приведены данные первой переписи населения, проведенной в 1086 году, утверждается, что в Англии было замечательно большое число мельниц — 5624. Земледельцы также узнали о преимуществах лошадей, которые ели больше, чем быки, но могли тащить плуги быстрее и работать дольше. В результате после 1000 года соотношение этих животных медленно смещалось в пользу лошадей. Тогда — по причинам, к которым я снова вернусь в главе 8, — европейцы заимствовали у мусульман металлические подковы для лошадей, которые снизили трение при движении, и заменили свою неудобную и удушающую животных упряжь, которая охватывала их горло, регулируемой упряжью, благодаря чему тягловая сила их лошадей возросла в четыре раза. В 1086 году только одно рабочее животное из двадцати на землях английских баронов было лошадью, а к 1300 году — уже одно из пяти. С той дополнительной лошадиной силой (не говоря уже о дополнительном навозе) земледельцы могли сократить число земель, которые они каждый год оставляли под паром, и таким образом получать бóльшую отдачу от своей собственности.

Сельское хозяйство в Европе все еще было менее продуктивным, нежели в Египте или Китае. Однако оно производило все больше излишков, чтобы продавать их городам, а эти растущие города брали на себя новые роли. Многие жители Северо-Западной Европы были крепостными и по закону должны были обрабатывать земли феодалов, которые защищали их от налетчиков (и от других феодалов). В свою очередь, эти феодалы занимали свое собственное положение (по крайней мере, в теории), потому что являлись вассалами королей, и платили королям за это тем, что воевали в качестве тяжеловооруженных всадников. Короли же занимали свои позиции благодаря церкви, которая раздавала одобрение Бога. При этом и феодалы, и короли, и церковь — все они хотели получить доступ к богатству, которое теперь аккумулировалось в городах. Благодаря этому жители городов могли зачастую путем переговоров выторговывать себе свободу от феодальных обязательств, отдавая взамен часть этого богатства.

Подобно правителям прошлого, придерживавшимся «дешевых» стратегий управления, — вплоть до Ассирии и государства Чжоу, европейские короли эффективно практиковали рэкет под видом защиты. Но их версия была даже еще более запутанной, нежели у большинства их предшественников. Города, знать, монархи и церковники постоянно вмешивались в дела друг друга, и в отсутствие реальной центральной власти конфликты были практически неизбежными. Например, в 1075 году папа Григорий VII заявил о своем праве назначать всех епископов в Германии. Его целью было исправление нравов церковного руководства. Однако поскольку епископаты контролировали обширные части германских земель, этот шаг имел и приятный побочный эффект, поскольку давал папе контроль над большей частью ресурсной базы в Германии. Германский император Генрих IV ужаснулся и в ответ заявил, что он, будучи защитником веры, имеет право сместить Григория, который «теперь больше не папа, — настаивал Генрих, — а фальшивый монах… Я, Генрих, король Божьей милостью, купно со всеми нашими епископами говорю тебе: сойди с престола, сойди!» 19.

Вместо того чтобы сойти с престола, Григорий VII отлучил Генриха от церкви, лишил его монарших прав над Германией и Италией и в силу дарованного Богом святому Петру полномочия «вязать и решать» снял со всех христиан присягу на верность Генриху, извергнув этого германского императора за пределы христианской веры. На практике это означало, что владетельные феодалы Германии могли на законных основаниях игнорировать своего правителя. И года не прошло, как, не имея возможности получить чего бы то ни было, сделанного в его собственной земле, Генрих был вынужден три дня босым простоять на коленях в снегу за воротами одного альпийского монастыря, вымаливая у папы прощение. Все это время он не снимал власяницы и постился. Он получил прощение, но затем все равно продолжил вести войну с папой. Ни один из них в ней не выиграл. Папа Григорий потерял всякую поддержку после того, как его собственные наемники ограбили Рим, поскольку он им не платил. Император закончил свою жизнь, скрываясь от собственного сына. А данный теологический диспут так никогда и не был реально разрешен.

В Европе XI века было полно таких запутанных противоборств, но мало-помалу их разрешение делало учреждения все более сильными, а их сферы ответственности — более точно определенными. Королям во все большей степени удавалось организовывать, мобилизовывать и облагать налогами людей на своих территориях. Один историк назвал этот процесс «образованием преследующего общества» 20: королевские должностные лица убеждали людей считать себя частью нации (англичанами, французами и т. д.), определяя это понятие как противоположность тем, кем они не являлись, — в частности, такими изгоями, как евреи, гомосексуалисты, прокаженные и еретики, которых впервые систематически лишали защиты и терроризировали. В результате этого неприятного процесса возникали все более эффективные государства.