Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Эти дети знати искали новые средства, помогавшие им в соперничестве за богатство и власть в этом мире, ставшем более суровым, и они ужасали консерваторов своим презрением к традициям. «Люди постепенно стали носить редкие по стилю одежды и шляпы, — отмечал с тревогой один китайский чиновник, — и есть даже такие, кто стали торговцами!» 7Что еще хуже, как писал один его коллега, даже когда-то респектабельные семьи

«просто помешались на богатстве и известности… Находя удовольствие в предъявлении обвинений другим, они использовали свою власть, чтобы решить споры в свою пользу, настолько жестко, что из-за этого трудно различить, где кривда, а где правда. Склонные к пышности и утонченному стилю, они шествуют в своих одеждах из белого шелка так, что нельзя сказать, кто из них почтенный, а кто низкий» 8.

В Китае взрывоопасным местом стала гражданская служба. Ряды знати росли, а число административных должностей — нет. И, поскольку тернистые врата учения делались все более тесными, богатые отыскивали способы сделать так, чтобы богатство значило больше, нежели ученость. Один сельский чиновник жаловался, что «бедные ученые, которые надеялись получить место [после сдачи экзаменов], были отвергнуты чиновниками, как будто они были голодными беженцами» 9.

Даже в отношении царей, находившихся на самой вершине, эти времена были сложными. Теоретически для правителей увеличение численности населения было благом: это означало больше людей, которых можно обложить налогами, и больше солдат, которых можно призвать на службу. Но на практике все было не так просто. Загнанные в угол, голодные крестьяне скорее могли взбунтоваться, нежели платить налоги, а капризные и агрессивные вельможи зачастую приходили к согласию с ними. (В Китае особенно часто становились мятежниками неудачливые кандидаты на государственную службу.)

Проблема эта была столь же давней, как и сама царская власть, и большинство царей XVI века избирали старые пути ее решения: централизацию и экспансию. Возможно, крайним случаем была Япония. Здесь политическая власть полностью рухнула в XV веке, после чего деревни, буддийские храмы и даже отдельные городские кварталы создали собственные органы управления и нанимали головорезов для своей защиты или для грабежей своих соседей [166] Все перечисленное является фоном в классическом фильме Акиро Куросавы «Семь самураев» (1954) и в почти столь же классическом (с небольшими историческими и географическими вольностями) переложении этого фильма — фильме «Великолепная семерка» (1960) Джона Стерджеса. . В XVI веке рост населения привел к ожесточенной конкуренции за ресурсы, и мало-помалу из множества мелких владетелей выдвинулось несколько крупных. Португальское огнестрельное оружие впервые появилось в Японии в 1543 году (на поколение раньше появления самих португальцев), а к 1560-м годам японские ремесленники уже сами изготавливали отличные мушкеты. Они были как раз кстати для тех уже ставших крупными владетелей, которые могли позволить себе вооружить ими своих сторонников и благодаря этому еще более усилиться. В 1582 году Тоётоми Хидэёси, уже единственный вождь, сделался сегуном фактически всего архипелага.

Хидэёси уговорил своих сварливых соотечественников сдать [ему] свое оружие, обещая переплавить его на гвозди и болты для создания самой большой в мире статуи Будды — вдвое выше статуи Свободы. Это окажется «благотворным для людей не только в этой жизни, но и в дальнейшем после нее» 10, — объяснял он. (На одного христианского миссионера это заявление не произвело впечатления. Как он сообщал, Хидэёси был «лукавым и хитрым, ему нельзя было верить, он лишал людей их оружия под предлогом преданности религии» 11.)

Каковы бы ни были духовные намерения Хидэёси, разоружение населения было, несомненно, огромным шагом в деле централизации государства, намного облегчая задачу подсчета численности населения, измерения земель и распределения налоговых и военных обязанностей. К 1587 году, согласно письму, которое Хидэёси послал своей жене, он рассматривал экспансию как решение всех своих проблем и решил победить Китай. Через пять лет его армия численностью, возможно, в четверть миллиона человек, вооруженная новейшими мушкетами, высадилась в Корее и сметала все на своем пути.

Хидэёси столкнулся с Китайской империей, где существовали глубокие разногласия по поводу достоинств экспансии. Некоторые из императоров династии Мин, подобно Хидэёси в Японии, стремились привести в порядок государственные финансы империи и выступали за экспансию. Они приказывали проводить очередные переписи населения, пытались установить, кто задолжал налоги и какие именно, а также осуществляли переход от сложных [для учета] трудовых повинностей и выплат зерном к простым выплатам серебром. Однако государственные чиновники всячески уклонялись от этого «шума и ярости». Вековые традиции, указывали они, свидетельствуют, что идеальные правители тихо (и без больших затрат) сидели в центре, руководя посредством морального примера. Они не вели войн и, несомненно, не выжимали деньги из землевладельческой знати (то есть тех самых семей, из которых вышли эти бюрократы). Так что переписи и налоговые реестры — гордость и радость Хидэёси — можно было игнорировать без опасности для себя. Иначе как объяснить, что из одного уезда в долине Янцзы в 1492 году доложили о точно таком же числе его жителей, что и за восемьдесят лет до этого? Династия, настаивали ученые, продлится десять тысяч лет — независимо от того, будет ли она проводить подсчеты людей или нет.

Активные императоры буквально увязали в бюрократической трясине. Порой доходило до смешного — как, к примеру, когда император Чжэндэ намеревался в 1517 году лично возглавить армию против монголов. Тогда чиновник, заведовавший Великой стеной, отказался открыть в ней ворота, чтобы пропустить правителя, ибо место императора — в Пекине. Порой же дело оборачивалось не столь забавно — как в том случае, когда Чжэндэ велел бичевать старших администраторов за их упрямство, в процессе чего несколько человек были забиты насмерть.

Немногие из императоров обладали энергией Чжэндэ, и вместо того, чтобы противостоять интересам бюрократии и землевладельцев, большинство из них не уделяло должного внимания налоговым реестрам. В результате, имея мало денег, они переставали платить армии (в 1569 году заместитель военного министра признал, что смог обнаружить лишь четверть войск, имевшихся согласно его спискам). Подкупать монголов было дешевле, нежели воевать с ними.

Императоры также прекращали платить и военно-морскому флоту — даже притом, что, как считалось, он должен был подавлять громадный черный рынок, который разросся с тех пор, как Хун У еще в XIV веке запретил частную морскую торговлю. Китайские, японские и португальские контрабандисты проворачивали выгодные операции по всему побережью, приобретали новейшие мушкеты, превращаясь в пиратов, и с легкостью одерживали победы над недостаточно финансируемой береговой службой, которая занималась пресечением их деятельности. Впрочем, эта береговая служба не особенно и старалась, поскольку взятки от контрабандистов были одним из главных преимуществ их профессии.