Коллектив авторов - Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Со временем появились базары и толкучки, маленькие ресторанчики. Мы пытались на практике показать населению возможность нормально жить и облегчить условия оккупации. Немцы вмешивались сравнительно мало, но когда это происходило, нам проще чем местным было ругаться с ними. Так как мы были с Запада, отношение к нам было другое, и «всемогущего начальства» мы боялись меньше.

С литературой НТС было сложнее, возможности печатать её на месте не было, приходилось довольствоваться тем, что мы привезли с собой, и устной пропагандой. Позже курьеры начали привозить нам литературу из Европы. В некоторых местах нам удалось установить связи с партизанами, главным образом – с «зелёными», которые боролись против и немцев, и большевиков. Им мы также передавали нашу литературу, в частности программу организации. Такие связи были установлены в Борисове. В других местах связь с партизанами держал Игорь Юнг. На связь он ходил сам, в немецкой форме. Под Могилёвом к партизанам ходил Женя Волновский, молодой парень из местных, его на этом захватили немцы и расстреляли.

С июня по октябрь 1942 года я пробыла в Смоленске. В это время мы (я и Сергей Тарасов) получили от Околовича задание отправиться в Орёл и создать там группу НТС. Как – дело наше, к инициативной работе нас готовили. Что касается документов, то это единственный раз, когда у нас был «маршбефель», немецкое направление, которое как-то раздобыл Околович. Мы должны были сдать его в комендатуру по приезде. Кроме этого у нас не было ничего – ни денег, ни работы, ни жилья.

По дороге мы остановились в Брянске, где была довольно большая группа НТС. Один из членов Союза в Брянске Хасапов (эмигрант, живший до войны в Чехословакии), желая помочь, неожиданно оказал медвежью услугу. У него было знакомство с сотрудником местной газеты в Орле. Неизвестно почему, но Хасапов считал его своим и попросил помочь нам. Этот промах и послужил причиной нашего провала.

Мы приехали в Орёл, отметились в комендатуре и чуть ли не в тот же день пошли в редакцию газеты. Газета была приписана к немецкому отделу пропаганды, и её фактическим заведующим был некто Октан – русский эмигрант из Румынии, но старый кадровый немецкий разведчик. Последнее выяснилось слишком поздно. Когда я пришла устраиваться в газету, «контакт» сказал, что он сам этого решить не может, что со мной должны поговорить более влиятельные люди. Появился Октан, после недолгих расспросов предложил мне написать пробную статью. Он спросил, есть ли у меня продуктовые карточки и место, где жить? Ничего у меня не было. Он тут же выдал мне талоны в местную столовую. Полученные в столовой щи я принесла Сергею (он в газете не появлялся в целях конспирации, но уже ухитрился найти где-то комнату). Щи мы съели вдвоём, а потом я написала статью на тему «что такое пропаганда», как нас учили в звеньях НТС. Особого труда задание не составило.

На следующий день я принесла статью в редакцию. Меня попросили прийти через некоторое время. Когда я пришла за ответом, мне сказали, что некто майор Волков из отдела пропаганды хочет со мной поговорить. Как потом выяснилось, «Волков» оказался немцем, хотя и неплохо говорящим по-русски. С места в карьер он стал меня спрашивать об НТС. Он сразу же показал осведомлённость, стал меня спрашивать – откуда у меня такие знания о пропаганде? Я отвечала, что знала НТС по Белграду, но организации больше нет, а с пропагандой я знакома по литературе. Из этой беседы я почувствовала, что НТС он не очень любит.

Он попросил написать статью для газеты на какую-нибудь другую тему. Я написала большую статью на историческую тему, легенды о Смоленске, которых я к тому времени немало насобирала. Статью приняли, но сказали, что свободного штатного места в редакции нет.

Серёжа тем временем устроился в театр, в местный ансамбль. Через театр он познакомился с немецким офицером в довольно высоком чине. Сергей начал обрабатывать его на тот счёт, что среди населения нужно вести антикоммунистическую пропаганду. И сказал, что у него есть одна знакомая, которая могла бы этим заняться, например, устроить выставку, посвященную преступлениям большевизма. Немцу эта идея понравилась.

Сергей пришёл ко мне и велел писать докладную о выставке. Материалы для подобной выставки (которая готовилась в Белграде, но не состоялась) у меня были: диаграммы, сравнение заработков в СССР и Западной Европе, материалы о голоде времён коллективизации. Докладную мы составили вместе, он отнёс её этому немецкому офицеру, тот идею одобрил и сказал, что подобную выставку можно было бы сделать передвижной и ездить с ней по всей оккупированной зоне. Мы обрадовались: появилась бы возможность для связи между группами НТС по всему району, что в настоящий момент было очень затруднительно. Пропагандный отдел идею также одобрил.

Я сказала немцам, что материалы для выставки остались в Смоленске и что мне необходимо их оттуда забрать (на самом деле они у меня были с собой, но мне нужно было согласовать это начинание со смоленской группой). На командировку дали добро. Когда я пришла за документами, меня представили немецкому сержанту, сказав, что он художник и поедет со мной, чтобы помогать в оформлении выставки.

«Художник» не отходил от меня ни на шаг до самого Смоленска, там мне удалось его отвлечь и добраться до Георгия Сергевича с докладом. Привезённые мной диаграммы я положила в один чемодан, а второй был набит солью, которой в Орле не было, и поэтому она могла быть для нас ценной валютой. В дороге мой сопровождающий несколько раз переспрашивал – в каком чемодане соль, а в каком документы?

Когда мы приехали в Орёл, немец пошёл вызывать машину. В дороге я задремала, вдруг просыпаюсь – машина останавливается возле патруля, у которого мой сопровождающий начал выяснять дорогу к какому-то зданию. Я поняла, что везут меня совсем не домой. Патруль, из русских полицаев, наконец понял, что ищет немец: «А, так вы это про тюрьму спрашиваете!».

Действительно, меня привезли в тюрьму. Извинился, мол, приказ, и уехал. Тюрьма была большая, старая, ещё царских времен. Меня поначалу даже не обыскали, отобрали документы и отвели в камеру. Затопили печь – уже было холодно – и оставили одну. На моё счастье, не забрали сумку, в которой у меня была привезённая из Смоленска «Схема народно-трудового строя», только что доставленная из-за границы, и несколько НТС-овских значков для приёма в Союз людей в Орле. Я быстро засунула всё, что было в сумке крамольного, в печку.

На следующий день сумку отобрали и меня перевели в другую камеру, набитую женщинами разных возрастов, сидевших по одному делу, сфабрикованному сотрудником Гестапо. Этот провокатор создал фиктивную партизанскую ячейку, куда самыми разными, зачастую отвратительными, методами вербовал людей, а затем выдавал их. Таким образом было арестовано около ста человек. Сокамерниц всё время вызывали на допрос, а меня – нет. Сижу, жду. Наконец меня вдруг вызвали и начали допрашивать по тому же делу, что и остальных! Немец-следователь удивился, узнав, что к этому делу я не имею никакого отношения, начал выяснять, откуда я и почему здесь? Я сказала, что приехала из Белграда. «Ах, из Белграда! – обрадовался он. – А знаете ресторан “Казбек”?» Оказывается, он сам служил в оккупационных войсках в Белграде. После воспоминаний о югославской столице он отправил меня назад, в камеру. Там я просидела четыре месяца.