Коллектив авторов - Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

О своей матери он ничего не рассказывал, о мачехе отзывался хорошо, отца же явно не любил и говорил о нём мало. Запомнился лишь его рассказ о том, что у старшего Жданова была коллекция часов, которую он хранил в шкатулке.

Члены НТС относились к Валентину по-дружески. Он отвечал тем же. Но однажды он нежданно-негаданно появился в форме немецкого лейтенанта и сообщил, что его направляют в Берлин, где он должен будет выступить по радио. Прощаясь, он расплакался.

Доехать до Берлина ему было не суждено. Друзья из Ярцева сообщили, что отряд партизан остановил поезд и убил одного-единственного пассажира – Валентина Жданова. Надо думать, что агентура дала знать в Москву, а оттуда пришло соответствующее распоряжение в один из особых отрядов. Убийство это – вероятно, наиболее веское доказательство того, что Валентин действительно был сыном «того самого» Жданова.

Перед отступлением немцев из Вязьмы туда приехал Околович определить, кому из группы можно остаться в Вязьме, а кому нельзя. Жившие в Вязьме москвичи, в том числе и члены НТС, намеревались пробираться домой, в столицу, хотя и понимали, что их там не будут встречать с распростёртыми объятиями. И в самой Вязьме осталась подпольная группа.

Жедилягин работал затем в Мстиславле, в Рославле и в Борисове, вблизи которого члены НТС КВ. Болдырев и Д.В. Шульгин (сын видного политического деятеля дореволюционной России, одного из идеологов Белого движения В.В. Шульгина) налаживали сотрудничество с партизанами.

«Посев», 1990, № 6

Я принадлежу к тому поколению эмиграции, которое «успело» родиться в России: я родилась 3 декабря 1917 года в Харькове, куда мои родители, коренные петербуржцы, бежали от большевиков. Отец, кадровый офицер («синий кирасир»), служил курьером между Деникиным и союзниками. В 1920 году мы эвакуировались из Новороссийска через Лемнос. На пароходе заболела и умерла моя младшая сестра. С острова Лемнос мы переехали в Югославию.

Материально моим родителям, как и многим другим эмигрантам, пришлось очень трудно – отец был офицером и другой профессии не имел, мать подрабатывала тапёром в немом кино. Я поступила в русско-сербскую гимназию и стала очень много читать. Главным образом – «взрослые» книги. Русская колония в Белграде была довольно большой, все разговоры взрослых о политике и об освобождении России я впитала с детства. Позже я вступила в Народно-Трудовой Союз.

В апреле 1941 года после трёхдневной бомбежки немцы вошли в Белград. Война между Германией и Советским Союзом для нас представлялась неотвратимой. Руководство НТС вынесло решение: после начала войны членам Союза пробираться на оккупированные территории. Такой наказ был оставлен и Белградскому отделению. Так как немцы запретили все ненацистские организации, Союзу пришлось «самораспуститься», и деятельность его с той поры была подпольной.

Гитлер запретил русским эмигрантам появляться на оккупированной немцами территории СССР. Но нами была отстроена система переправки людей в Россию через Берлин, так что для того, чтобы попасть на родину, требовалось сначала приехать в германскую столицу. Первым оказывались в России те члены Союза, которые жили в Польше, потом настала очередь Югославии: в конце 1941 года мы получили визы. Мы выехали в Берлин вполне легально, с визами. Это было 21 января 1942 года.

В Берлине мы прожили не больше недели – вся группа выехала в Варшаву. Путь не был лёгким: нужно было ехать до Катовиц (тогда – немецкий город), откуда добираться до Сосновиц, входивших тогда в «генерал-губернаторство» – оккупированную Польшу. В Сосновицах работала группа польских подпольщиков, которые встречали нас в Катовицах, оттуда на Сосновицы ходил простой трамвай, на котором нас перевозили. В Сосновицах нас «передали» в семью польских подпольщиков, где мы ждали проводника. Он должен был нас провести до Кракова, где нам надо было нелегально сесть в поезд, идущий в Варшаву. Документов, разрешающих нам пребывать на территории «генерал-губернаторства», у нас не имелось.

Был март, мы шли по льду через речку, периодически проваливаясь, потом лесами вышли на какую-то станцию, откуда мы и должны были ехать до Кракова. Приехали ночью, после начала комендантского часа. Проводник сказал, что мы возьмем извозчика, которого немецкие полицаи обычно не контролируют.

Ни одного адреса в Кракове у нас не было. Мы знали только, что здесь живёт девушка по фамилии Макарова, член НТС. Мы её нашли по телефонной книге. Она спрятала нас у себя, и, несмотря на то, что была тяжело больна, пошла искать возможности отправить нас в Варшаву. Ухитрилась достать нам билеты и провести нас к поезду, минуя проверку документов. До Варшавы мы доехали благополучно.

В Варшаве мы явились к Александру Эмильевичу Вюрглеру – руководителю Польского отдела НТС, который во время войны возглавлял акцию переброски членов Союза в Россию. Вюрглер распределил нас по квартирам членов организации, где мы оставались месяц, ожидая дальнейших распоряжений. На этот месяц Александру Эмильевичу удалось устроить меня и ещё одну местную девушку из НТС в госпиталь для советских военнопленных медсёстрами. Военнопленных привозили из концлагерей – это были уже форменные доходяги. На каждую из медсестёр приходилось по сто человек.

Мы проводили там почти весь день. Старались доставать какую-нибудь еду, что было не так просто. Это была моя первая встреча с советскими людьми. Кроме туберкулёзников (по тем временам фактически смертников) и «доходяг» там были два врача, тоже из пленных, и санитары. Один врач был кавказец, второй украинец, по фамилии Иващенко, бывший комиссар. Личность была мерзкая. Как-то раз кто-то из больных, знавший о его прошлом, рассказал об этом другим больным, за что Иващенко моментально выписал его обратно в лагерь как здорового.

После этих встреч я разочарована не была: большинство из лежавших в госпитале людей я воспринимала как своих, отчуждённости от меня, эмигрантки, не чувствовалось.

Примерно через месяц нас вызвал Александр Эмильевич и сказал, что мы должны ехать в Брест, где есть члены НТС, у которых мы сможем остановиться. В Бресте я должна была собрать паспорта всей нашей группы, пойти в немецкую комендатуру, найти там какого-то немца (фамилию не помню), сказать ему пароль, а он должен был поставить необходимые для нас печати, с которыми мы могли бы двигаться дальше, до Смоленска.

Работа НТС в Смоленске велась по личной инициативе каждого, по нескольким направлениям. Прежде всего – помогать населению по мере возможности. Для этого многие из наших работали на гражданских должностях в городской управе. Во многом это было возможно благодаря городскому голове Менынагину. Георгий Сергеевич Околович ведал транспортным отделом, в распоряжении которого находилась единственная машина. На ней нужно было колесить по окрестностям в поисках топлива для города.