Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

На другом берегу реки Вопь было село Ярцево, где было 9098 жителей. На текстильной фабрике Хлудова работали 4700 рабочих, — их обслуживали 22 лавки, две аптеки, аптекарский магазин, трактир, винные и пивные лавки, почта, телеграф, пожарное депо, медпункт.

Еврейское население Ярцева стало расти с постройкой железной дороги и текстильной фабрики. Переезжали сюда евреи главным образом из Духовщины, Пречистого, Белого, где они составляли значительную часть населения. Вначале они оседали в пристанционном поселке. Затем, перебирались на фабрику Хлудова. Многие облюбовали для жизни железнодорожные станции по обе стороны от Ярцева: Присельская, Кардымово, Свищево и многие другие, где торговали, занимались ремеслом, огородничеством, медицинским делом. Некоторые евреи работали и на текстильной фабрике.

Когда на фабрике возникало недовольство рабочих условиями труда, низкой зарплатой, как говорили раньше, администрация фабрики Хлудова с целью сбить волнения и революционное движение натравливала своих рабочих на еврейские ларьки, лавчонки, кабаки, на еврейских ремесленников, «дорого бравших» за пошив или ремонт обуви, одежды или за хлеб и баранки в пекарнях бараночных.

Евреев, как всегда, делали виновниками всех бед. В 1905–1906 гг. в Ярцеве даже были еврейские погромы.

По рассказу Зинаиды Федоровны Канареевой, 1903 года рождения, до войны еврейское население жило в основном на станции Ярцево. Здесь же у них была синагога и, кажется, было кладбище.

Родилась Канареева в селе Ульхово, расположенном в трех километрах от станции Ярцево. С трех лет она жила в Ярцеве у Веры Александровны Хлудовой — жены брата владельца фабрики. Муж ее — Владимир Александрович был врачом. Их сын женился на бедной польке, что вызвало недовольство матери.

«Когда я выросла, — рассказывает Зинаида Федоровна, — то стала работать, как и мой отец, на фабрике. Всю жизнь была ткачихой. Сколько наткала за всю жизнь?! Но когда ждала ребенка, меня перевели в контору на счетную работу. Я была грамотная, окончила шесть классов сельской школы.

Моя тетя, Вера Пантеевна, вышла замуж за ученого, историка еврея Вениамина Наумовича Рахметова, вышедшего из профессорской семьи.

В 1937 году Вениамина арестовали как врага народа, и он умер в лагере от цинги. Их единственный сын Алик погиб на фронте за Сталина. Одинокая тетя умерла в доме престарелых в Ленинграде. Род евреев Рахметовых полностью исчез.

Насколько я помню, в Ярцеве жило много евреев. Они были добрыми людьми: торговали, занимались ремеслом, были музыкантами, образованными и культурными людьми. До войны я дружила на фабрике с еврейкой, она была сирота. В Ярцеве было много бедных евреев. У другой моей подруги-еврейки отец продавал обувь. Помню, что ярцевские евреи очень старались иметь русские фамилии.

В войну я уезжала в Мордовию, а после войны вернулась, оказалось, что в Ярцеве евреев стало очень мало, почти все погибли…»

…Александр Федорович Быстров рассказывал:

«16 июля 1941 года на станцию Ярцево фашисты выбросили десант. На путях к Ярцеву застряли эшелоны из Смоленска с оборудованием и людьми, попавшими в безвыходное положение, особенно для евреев. Евреи, жившие на станции Ярцево, большей частью не успели эвакуироваться. Многие семьи евреев ушли в Духовщину к своим родственникам, где их с местными евреями расстреляли у кирпичного завода полицаи под руководством фашистов.

В Ярцеве массовых расстрелов евреев не было. Ярцево, исключая железнодорожную станцию, держалось 80 дней. Оборону здесь, как и днепровские переправы, держали войска генерала Рокоссовского.

В Пречистом местных евреев погнали в деревню Чуховицы и там заживо сожгли в сарае. 15 тысяч защитников Ярцева теперь лежат в шести захоронениях, только у 7 тысяч установлены фамилии. В этих захоронениях много евреев, погибших в боях и расстрелянных предателями-полицаями, не только из Ярцева и Смоленска, но и из Белоруссии».

В беседе с председателем Ярцевского комитета по труду и социальной защите Павлом Ивановичем Черепановым выяснилось, что раньше, когда в Ярцеве (и других местах) жили евреи, велся учет жителей и по национальностям, а теперь, поскольку евреев почти нет, данные о национальности жителей в компьютеры не закладывают. Надобность в этом отпала. Сейчас несколько сохранившихся евреев живут в смешанных семьях.

Сколько сотен тысяч евреев могли бы найти спасение, если бы в их паспортах не было бы пятой графы о национальности?!

И все же не только с русскими, но и с двумя еврейскими долгожителями мне удалось поговорить. Это были тяжело больной Израиль Соломонович Бам, 1924 года рождения, заслуженный юрист России, и Евгения Абрамовна Аронова, 1924 года рождения, одинокая женщина, которая, несмотря на возраст, продолжает работать в военкомате. Последняя еврейка находилась в ярцевском интернате для престарелых в Пронькине. Она умерла летом 1994 года.

Евреи были до войны самым большим нацменьшинством в Ярцеве. Среди них были выдающиеся люди, но в экспозиции музея их жизнь в Ярцеве не отражена.

Кто теперь поверит в то, что евреи жили во многих деревнях, даже в самой глухомани Ярцевской и Вельской земли?

В областном архиве есть данные, что в 31 км севернее Ярцева, в деревне Климово, в 20-е годы работала национальная еврейская артель, изготовлявшая головные уборы.

В Климове родился, жил и похоронен выдающийся публицист, профессор химии А. Н. Энгельгардт (1832–1893), автор «Писем из деревни». Очень часто рядом с выдающимися личностями жили евреи.

Январь 1995 г.

Записал И. Цынман

В уютной квартирке в центре Смоленска по проспекту Гагарина 12-б, кв. 36 в праздник Хануки беседую с двумя женщинами. Младшая — Елена Абрамовна Михайлова, 1934 года рождения, а рассказывает та, что постарше — Инесса Абрамовна Кейтлина, 1927 года рождения:

— Родились мы в г. Новозыбкове. Этот город раньше входил в Западную область, центр которой был в Смоленске. Наша мать работала на спичечной фабрике «Малютка», делала спички. Эта фабрика там и сейчас существует.

Отец наш, Абрам Львович Ков, был военнослужащим, кавалеристом, а дедушка по отцовской линии был извозчиком. Общественного транспорта в Новозыбкове не было. Видимо, отсюда и любовь моего отца к лошадям.

В 1933 году отца демобилизовали. Он был партийный, и партия направила его в Вязьму председателем сапожной артели. В Вязьме мы жили недолго. Отец добился больших успехов, его оценили, и через год он был переведен в Дорогобуж, где в сапожной артели был полный развал.

Мои родители были мастера на все руки: все могли делать сами и учить других. Отец с нуля создал в Дорогобуже большую сапожную артель, которая вскоре стала хорошо работать.