Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

1-й стрелковый батальон, куда я прибыл, занимал оборону в районе д. Косово (между Ржевом и Сычевкой). Батальон еще не окопался, ибо накануне ему удалось занять одну из господствующих высот, а окопаться в условиях, когда земля (глинистая) промерзла на метр, снегу было мало, было очень трудно. Солдаты своими лопатками сделали углубления в снегу, а ночами долбили мерзлую землю, зарываясь в нее. В районе обороны было много наших и немецких трупов, которых не успели убрать. Солдаты использовали их как укрытие от огня.

Полностью зарыться в землю и создать оборону с траншеями и ходами сообщений, минными полями нам удалось лишь к концу января 1943 года.

В батальоне меня встретили доброжелательно. Предыдущий ПШ — ст. лейтенант был ранен и эвакуирован в тыл.

Командиром батальона был капитан Калинин, его комиссар, бывший летчик, списанный с летной работы — старший политрук Салказанов, заместителем по строевой части — старший лейтенант Демченко. Среди них я был самым молодым. Все мы размещались в одном блиндаже в 300 м от переднего края, жили дружно, во всем друг друга поддерживали и понимали друг друга с полуслова. Немцы тоже врылись в землю. Их передний край проходил в 100–150 метрах от наших траншей, а было несколько участков, где нейтральная зона составляла 50–60 метров, даже гранаты долетали до траншей. На нашем левом фланге был овраг, по дну которого протекал ручей, не замерзавший даже зимой, откуда и мы, и немцы брали воду.

Весь февраль на нашем участке прошел спокойно. Днем было тихо. С наступлением темноты немцы усиленно освещали передний край обороны и вели огонь из стрелкового оружия. Периодически рвались снаряды и мины. Мы отвечали на огонь своим огнем, но больших потерь в личном составе не несли. Весна 1943 года была ранней. Уже в конце февраля — начале марта стал таять снег, в траншеях стояла вода, грязь.

3 марта 1943 года рано утром я вышел из блиндажа немного размяться и увидел на территории немцев три больших столба дыма. Что бы это могло значить? Я побежал в блиндаж, взял карту, сориентировал ее. Оказалось, что столбы дыма — это горящие деревни. Я разбудил командира и комиссара и доложил им об этом. Убедившись в достоверности доклада, командир направил к траншее разведотделение с задачей узнать поведение немцев в траншеях. С группой пошел старший лейтенант Демченко. Вскоре он доложил, что немцев в траншее нет. Командир батальона доложил об этом командиру полка полковнику Колодянскому. Нам было приказано немедленно занять немецкие траншеи и организовать преследование немцев. Отдав соответствующие распоряжения командирам рот, мы приступили к выполнению приказа. Передний край немцев был сплошь заминирован, но благодаря тому, что снег растаял, мины оказались на поверхности, и мы шагали через них. Чуть позже нам было придано саперное отделение из полка, которое сняло мины, и в дальнейшем саперы были в составе батальона.

Преодолев передний край обороны, мы продолжали движение вперед и вскоре вышли к позициям дальнобойной артиллерии. В одном из овражков было нарыто много добротных блиндажей и землянок, но все они были заминированы. С нами был инженер полка, который предупреждал, чтобы никто в землянки не заходил, пока саперы их не проверят.

Один из блиндажей, дверь которого была закрыта, а вход припорошен недавно выпавшим снегом, понравился инженеру. Но прежде, чем войти в него, он взял длинный шест и надавил им на дверь. Раздался сильный взрыв, в воздух полетели бревна и комья земли, из дверей вырвался столб огня и дыма. Наш инженер и стоявший рядом с ним солдат-сапер были отброшены в сторону. Когда мы к ним подбежали, увидели, что лицо инженера было черное с кровоподтеками, он был без сознания, а солдат убит. Инженера отправили в тыл, через 3 месяца он вернулся в полк. Все его лицо так и осталось в черных пятнах, один глаз выбит, но он еще долго продолжал служить в полку.

Одна из землянок была раскрыта, и я осмелился в нее войти. Слева на столе лежал большой кусок свежего мяса, а в правом углу на полу лежала новенькая немецкая плащ-палатка. Со мной был сержант, командир саперного отделения. Я так обрадовался, увидев плащ-палатку. Она была мне очень нужна, и я тут же хотел ее взять, но сержант схватил меня за руку, говоря, что сначала надо проверить, может, она заминирована. Он потихоньку стал приподнимать палатку, вдруг он заметил, что палатка прибита маленьким гвоздиком к полу, а от гвоздя тянулась проволочка под пол. Сержант тихонько освободил палатку от гвоздя и передал ее мне, затем он привязал телефонный шнур к гвоздику и приказал всем выйти из землянки и отойти подальше. Мы отошли метров на 20. Когда он дернул шнур, раздался оглушительный взрыв. Нас всех повалило ударной волной, на месте землянки образовалась дымящаяся воронка. Так я чуть не погиб из-за какой-то тряпки. Немцы специально оставляли множество предметов: часов, кошельков, обуви и т. д., и все это было заминировано. Многие солдаты, да и командиры, поплатились жизнью или были ранены из-за этих сюрпризов.

После короткого отдыха и оценки обстановки было принято решение изменить тактику преследования немцев. Надо было во что бы то ни стало спасать уничтожаемые немцами населенные пункты, от которых оставались одни пепелища. Немцы, отходя, оставляли небольшие отряды, как мы их называли, факельщиков. Они на автомашине возили с собой бочки с горючим. Въезжая в деревню, они обливали все дома бензином и поджигали их. Население предварительно угоняли в немецкий тыл, где они строили немцам оборонительные сооружения. На своем пути мы почти не имели сопротивления, лишь в отдельных местах вспыхивали кратковременные перестрелки. Только на подходе к станции Сычевка Смоленской области немцы оказали нам сильное сопротивление. Когда мы подходили к Сычевке, за нее уже вела бой соседняя дивизия. В ночь на 8 марта Сычевка была освобождена. Поселок весь горел, мы вышли к станции. Здание вокзала было разрушено на путях стояло несколько обгоревших вагонов.

После взятия Сычевки командир полка приказал создать в батальоне 2 подвижных отряда с задачей: обходить населенные пункты лесными массивами, заходить немцам в тыл и уничтожать факельщиков, не допуская сжигания деревень.

Одним из подвижных отрядов, куда было подобрано 50 молодых здоровых ребят, командовал командир первой роты старший лейтенант Ретинский. С этим отрядом было приказано двигаться и мне. Ретинский был смелый, решительный, но не совсем грамотный командир, к тому же любил выпить. Моя задача состояла в том, чтобы отряд выдерживал направление движения и совместно с Ретинским принимать быстрые и правильные решения, сообразуясь с обстановкой. Вторым отрядом командовал зам. командира батальона старший лейтенант Демченко. Сложность наших действий заключалась в том, что у нас единственным видом связи с командиром батальона были посыльные, и советоваться было не с кем. Каждый из отрядов действовал самостоятельно. 9 марта, взяв направление строго на запад, к реке Днепр, мы выступили. К вечеру подошли к лесному массиву. За лесом была большая деревня, дыма с той стороны еще не было. Значит, деревня цела.