Жорж Дюби - Трехчастная модель, или представления средневекового общества о себе самом

Следовательно, это значит пребывать в ослеплении, заблуждаться, — якобы готовясь переступить порог града небесного, желать сглаживать различия, отказывать кому-то в прощении, налагать одинаковое покаяние на грешников, чьи заслуги не схожи. Герард — боец Божий. В реальной жизни он не хочет этого нового «мира». Наперекор графу Фландрскому, наперекор слухам, распускаемым кастеляном Готье, наперекор народу, собравшемуся вокруг рак с мощами и, разумеется, громко требующему того равенства, которым его завлекают, документ о мире, изданный Герардом в Дуэ, отвергает то, что предлагают, потрясая письмом, упавшим с неба, его собратья, епископы Северной Франции. Никакой клятвы — и никакого окончательного отлучения для тех, кто по той или иной причине откажется присоединиться к делу замирения; ибо не прощать недозволительно. Наказания — да, но различные, которые будут устанавливаться согласно некому кодексу (преступления, множащиеся в новые времена, должно судить в соответствии с тем, что говорят Евангелия, апостолы, постановления соборов, папские декреты, и это возбуждает рвение тех церковнослужителей, кто как раз в момент речи Герарда занят собиранием таких решений, составлением их свода). Покаяние по определенной шкале, поскольку всякий грех должен иметь свою меру наказания; связывать и развязывать, по отдельности, — это неотъемлемая функция обладателей мудрости, епископов. Для всех грешников надо просить милосердия Божия в молитвах, но в молитвах, которые должны произносить только профессионалы, священники. А параллельно с этой обязанностью молиться — другая, отдельная, специализирующаяся в наложении наказаний, обязанность воина, pugnator, королевская обязанность. Только королю и тем, кто его сопровождает и помогает ему, дозволено обнажать меч во время перемирия. Ибо отмщение, подавление мечом упорствующих преступников законно; более того, оно тоже провиденциально и необходимо.

Здесь начинается длинное, прочно опирающееся на целый ворох цитат из Писания, рассуждение, цель которого — доказать, что родственники жертвы имеют право требовать цену крови, что силой отбирать добычу у грабителей справедливо, что, следовательно, бывают справедливые войны. Но также и то, что лишь некоторые люди имеют право эти войны вести. Эта функция принадлежит королям, «царствующим в нашей матери Церкви, супруге Божией» [40] MGH, 486, lignes 48—49. . «Устанавливающие твердые законы» [41] MGH, 486, lignes 11. , опоясанные мечом, они — служители Божии. Разумеется, нужно еще, чтобы короли слушали епископов, подчинялись им, позволяли им собой руководить, дабы издавать законные повеления, и чтобы они получали меч из рук епископов. Ведь это священникам надлежит «опоясывать королей мечом». Иерархическое распределение обязанностей между священническим саном и королевским устанавливает равновесие, которое условия мира нарушат, если, по несчастью, они будут выстроены неправильно.

Эта последняя речь перекликается со второй, аррасской. Здесь более твердо заявляется то, что было заявлено в первой речи, в Компьене. Именно чтобы представить это последнее рассуждение, придать ему больше весомости, и появляется здесь упоминание о социальной трифункциональности. Прежде чем передать непосредственно слова Герарда, его биограф замечает, одной фразой: «Он показал, что изначально род людской был разделен натрое, на людей молитвы, землепашцев и воинов», он «представил убедительное доказательство того, что каждый есть с одной и с другой стороны предмет взаимной заботы». Вот она, эта фраза, короткая фраза, очерчивающая треугольную фигуру. И вот ее место в системе. Она занимает одно и то же, или почти одно и то же, положение и у Герарда, и у Луазо. Эта аксиома, этот постулат и там, и здесь подкрепляет рассуждение о неравенстве. Однако в тексте «Жесты» положение о необходимости разделения обязанностей и обмена услугами формулируется не в заключении речи, а в ее вступительной части. Этот обмен воспроизводит тот, совершенный, что происходит в раю. Словам о взаимности, alterutrum, из строки 41 страницы 485 из Monumenta, где говорилось о небе, вторят слова из строки 42 страницы 486, где говорится о земле.

Вознаграждение, взаимность, милосердие. Герард уточняет [42] MGH, 485. : если oratores могут пребывать в «святой праздности», которой требует их сан, то этим они обязаны pugnatores, обеспечивающим их безопасность, и agricultores, своим «трудом» добывающим пропитание для их тел. Землепашцы, охраняемые воинами, обязаны молитвам священников Божиим прощением. Что до воинов, то их поддерживают крестьянские повинности и налоги, уплачиваемые купцами; посредничеством людей молитвы они очищаются от грехов, совершаемых при употреблении оружия. Ибо никто, прибегая к оружию, не может сохранить руки чистыми. Даже если война справедлива, она — повод для греха. И oratores необходимы для pugnatores не только затем, чтобы понудить небо даровать им победу, но и затем, чтобы содействовать спасению их душ с помощью литургии и таинств.

Я полагаю нелишним еще раз остановиться на том, каким образом вводится в епископское рассуждение тема трифункциональности:

1. Поскольку обсуждаемая проблема — это проблема законности различных обязанностей, речь идет о трех функциях, а не о трех порядках. Слово ordo, которым изобиловала аррасская речь, здесь совершенно отсутствует. Герард здесь говорит об общении, о взаимности, об оказываемых услугах, конечно, и о неравенстве, но не о рангах, не о ступенях, не о могуществе. Предмет его утверждений — не власть, а действие. Важно прояснить отношения между otium и labor, между праздностью и, как я уже говорил, тяжким трудом. Епископ Камбрейский определяет обязанности, хорошее исполнение которых требует разделения, dwisio рода человеческого. В этом тексте ничто не указывает на то, что между обязанностями существует какая-то иерархия: по ходу высказывания военные появляются последними, позже землепашцев. Потому ли, что их «занятие» обрекает их быть менее чистыми, чем все остальные, попадать в небесный Иерусалим лишь в конце процессии? Или скорее потому, что между этой фразой, говорящей о трех функциях, и следующей, посвященной использованию оружия, должна быть риторическая связь?

2. Снова появляются рядом две категории, которые первый манифест Герарда, имея в виду Гарена Бовезийского, старательно различал: sacerdotes — здесь они называются oratores — и pugnatores. Продолжение текста показывает, еще яснее, чем это делала первая речь, кто такие «воины». Никакого сомнения: это короли. Разумеется, они не одинокие всадники: их сопровождают споспешники, собравшиеся под их знамена. Но только на их долю выпадают решения, руководство, ответственность. Поостережемся впадать в заблуждение. Не надо видеть в слове pugnator синоним слова miles. Milites (я перевожу: «рыцари») ни разу не упоминаются в тех фрагментах, где излагается идеологическая система. Зато они появляются тут и там как участники событий, о которых рассказывает «Жеста». Повествование неизменно представляет их как подчиненных. Даже когда автор называет их «рыцарями первого ранга» [43] Gesta I, 115. , они связаны вассальными узами, зависят от сеньора, от кастеляна или от епископа [44] Gesta III, 40, 43, 48. . Под пером секретаря Герарда слово miles означает более низкую ступень. Оно означает также злонамеренность. Рыцари — дурные люди, и они становятся еще опаснее, как только их патроны, тоже «слабые», перестают держать их в узде [45] Gesta II, 4. . Они помышляют только о грабеже, они опустошают, разоряют владения Церкви, если — что кажется вещью совершенно обычной — эти земли входят в их фьеф [46] Gesta II, 19. . От этих насильников, от этих «трусливых грабителей» добрый епископ должен защищать «бедных» [47] Gesta I, 113. . Следовательно, было бы грубой ошибкой полагать, будто епископ Камбрейский использует образ трех функций для того, чтобы оправдать занятия рыцарей и дать им место в социальном порядке. Наоборот, постулат о трифункциональности обращен против них. Идеологическая система, одну из опор которой составляет этот постулат, призывает сдерживать их беспокойную деятельность, возмещать ущерб жертвам их грабежей. Грабители должны понести кару, и грабители эти — рыцари. А короли должны браться за оружие против них [48] Gesta III, 52, MGH, 486, ligne 2. . Христос поручил определенным людям устанавливать Его царство на земле с помощью меча; oratores, то есть епископы, торжественно передали им этот символический предмет, возводя их в такое достоинство, собственно говоря, рукополагая их, предназначая их к законному служению. Итак, воинская функция восхваляется только в лице bellatores, то есть королей, а на худой конец князей ( в очень узком смысле, который имеет тогда этот титул). Их первый долг — обезопасить епископов и их помощников, священников, от бесконтрольного насилия со стороны рыцарей. Но равным образом обезопасить и людей, исполняющих третью функцию.