Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

Трансформация термина гун-цзу, начавшего примерно с IX в. до н. э. обозначать конический клан правителя, является лишь одним из свидетельств эволюции клановой структуры в уделах, суть которой сводилась к резкому усилению значимости конического клана, с VII в. до н. э, практически уже поглотившего кланово-корпоративные организации типа цзу, подчинив их своим нормам.

О нормах конического клана с его неравенством линий, социальной иерархией в пределах генеалогического дерева и постепенным снижением в нисходящих поколениях боковых ветвей значимости родственных связей с главой клана, владетельным аристократом и тем более правителем, уже достаточно было сказано. Применительно к чжоуским уделам следование таким нормам означало, что многочисленные родственники правителя в соответствии со степенью родства активно претендовали на соучастие в управлении уделом и на свою долю дохода от него. А так как уцелевшие в междоусобной борьбе уделы достаточно быстро увеличивались в размерах и становились все более многонаселенными, неизбежно усложнялась система внутренней администрации, должности в которой занимали как члены различных ветвей конического клана правителя, так и выходцы из иных знатных кланов, в том числе представители соседних или покоренных уделов. Создавалась лестница должностных категорий аристократов ( гун-цзу, цин-ши, да-ши ), в VIII—VI вв. до н. э. трансформировавшаяся в феодально-иерархические ранги внутри сложившихся на базе раннечжоуских уделов крупных царств ( гун—цин — да-фу — ши ). Аристократы двух высших рангов могли стоять во главе автономных знатных кланов (уделов-кланов), как родственных правителю (коллатеральных), так и чуждых ему, причем каждый из них с VIII в. до н. э. уже обычно именовался термином ши (клан, патроним), использовавшимся в виде приставки к фамильно-клановому знаку (Мэн-ши, Цзи-ши, Суй-ши в Лу, например).

Итак, эволюция внутренней структуры разраставшихся раннечжоуских уделов с формированием в них густой сети клановых связей (от клана-корпорации — через конический клан — к сложному конгломерату типа цзун-цзу) протекала на фоне все усиливавшейся междоусобной борьбы, шедшей преимущественно в форме борьбы за должность, т. е. за соучастие в управлении, за долю дохода от редистрибуции. Административная система в уделах в принципе копировала схему центра. Выше уже упоминалось о существовании чиновников чжу сы-ма и цзюнь сы-ма , исполнявших, видимо, обязанности сы-ма в некоторых уделах и утверждавшихся в самом начале Чжоу распоряжением лично вана. Позже, насколько можно судить, эта практика утверждения из центра отмерла, а количество и номенклатура должностных лиц в процветавших уделах, напротив, стала заметно возрастать в полном соответствии с ростом автономии и даже подчас практической политической независимости, по меньшей мере некоторых крупных уделов, от чжоуского вана.

От IX в. до н. э. сведений об этой трансформации немного, и они к тому же не очень ясны. Но тем не менее те, что имеются, весьма показательны. Речь идет о надписи «Не жэнь пань» («Сань-щи пань»), датируемой серединой IX в. Спорно трактуемый, текст однозначен с точки зрения интересующих нас данных: в надписи упоминается достаточно много должностных лиц, в их числе сы-ту, сы-кун, сы-ма, действующих, казалось бы, от имени вана [272, т. 7, с. 1296]. Но вся пикантность ситуации в том, что ван, от имени которого действуют его люди,— некий Не-ван, личность которого не идентифицируется (среди чжоуских правителей такого не было). Определенно, что речь идет не о Ли-ване (а именно он правил в середине IX в.), да к тому же и столица обозначена в тексте четко — город Доу, как на то обратил внимание и Го Можо в комментарии к надписи [272, т. 7, с. 131а]. Что же это за личность?

Мне уже приходилось высказывать предположение, что Не-ван (Цзэ-ван), возможно, был потомком того самого Не Лина, который в начале Чжоу получил удел в И [14, с. 144, прим. 45], располагавшийся на далеком юго-западе Чжоу [116, с. 473], т. е. пограничный. Не исключено, что в период ослабления власти центра при Ли-ване, драматические коллизии которого проявились как в восстании Э-хоу, так и в низвержении в конечном счете самого правителя в 841 г. до. н. э., удел И был уже настолько крупным и независимым политическим образованием, что его глава — тем более в условиях деградации власти чжоуского вана и последовавшего затем безвременья (период правления гун-хэ) — дерзнул присвоить титул вана, причем нечжоуское происхождение правителей могло облегчить переход сакральной для чжоусцев грани [76].

Дальнейшая судьба Не-вана, его клана и удела неясна [77]. Но текст надписи убедительно свидетельствует, что в уделах Чжоу в IX в. были многочисленные чиновники с должностями и функциями, аналогичными тем, что существовали в администрации центра. Собственно, трудно было бы ожидать чего-либо иного, особенно имея в виду, что с VIII в. до н. э., тем более после переселения чжоуских ванов в Лои и потери ими политической власти вне их домена, каждый из преуспевших за счет удачных войн и присоединения соседних территорий уделов стал быстрыми темпами превращаться в крупное и фактически самостоятельное царство, внутренняя структура которого была уже достаточно сложной и в принципе, как то было с Западным Чжоу, отвечала параметрам вполне зрелого, хотя еще и раннего государства.

В VIII—VI вв. до н. э. чжоуский Китай стал ареной острой политической борьбы и соперничества нескольких крупных царств-Ци и Лу на востоке, Цзинь на северо-западе, Чжэн и Сун в центре, Цинь на западе и Чу на далеком юге — и нескольких десятков более мелких (Вэй, Чэнь, Цзао и др.) [78], постепенно поглощавшихся крупными. При этом, по меньшей мере вначале, полуварварские Цинь и особенно Чу находились как бы в стороне от остальных, горделиво именовавшихся «срединными государствами» (чжун-го) и ревниво соперничавших между собой за власть и влияние в Поднебесной. С упадком власти вана и возвышением правителей крупных царств, наиболее умелые и удачливые из которых уже с начала VII в. до я. э. поочередно становились практически всевластными и всесильными лидерами, подчинявшими своей воле не только более слабых соперников и зависимых союзников, но также и самого вана, как раз и начался тот период китайской истории, который в последующей историографической традиции получил, как упоминалось, наименование ба-дао (путь узурпаторов-гегемонов, правление грубой силы в противовес легитимному правлению ванов).

Административно-политическая структура Китая. VIII—VI вв. и динамика ее эволюции не только достаточно полно отражены в позднечжоуских источниках («Цзо чжуань», «Го юй» и др.), но и весьма хорошо изучены специалистами в рамках как специальных исследований [90; 162; 258а], так и общих работ [73; 131; 211 и др.]. Нет необходимости и практической возможности анализировать ее в деталях: одно только исследование, скажем, номенклатуры должностных лиц в царствах, столь богато представленной в «Цзо чжуань» [131а], потребовало бы специальной монографии. Поэтому в рамках данной работы целесообразнее обратить преимущественное внимание лишь на основные параметры и процессы, имеющие отношение к проблеме становления основ государственности, этапов ее развития. Иными словами, применительно к VIII—VI вв. до н. э. речь пойдет о том, что представляли собой чжоуские царства как политические структуры и каким был процесс их внутренней эволюции.