Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

Видимо, количество подобных цзу могло быть различным. В крупных уделах, создававшихся к тому же на этнической основе поверженных иньцев (например, в Лу), их могло быть несколько, как о том свидетельствует упоминавшаяся уже надпись «Мин гун гуй», согласно которой ван приказал основателю удела Лу выступить во главе трех цзу с походом на восток [272, т. 6, с. 106]. Но в более мелких и к тому же не имевших в своем составе организованных подразделений иньцев уделах полувоенные кланы-корпорации были, насколько можно судить, единичны и включали в себя практически всех чжоусцев, противостоявших иноэтничным группам. Они именовались термином гун-цзу (клан-дружина правителя-гуна), возможно, по аналогии с иньским Ван-цзу, с которого и возникли кланы-корпорации типа «знамен»-цзу.

В одной из наиболее ранних чжоуских надписей, «Чжун шань», сказано, как ван на встрече-смотре гун-цзу некоего Чжуна пожаловал ему свою лошадь (по мнению комментировавшего надпись Го Можо, подношение было сделано после успешного похода на Ху-фан [272, т. 6, с. 186]). В несколько более поздней надписи «Ши Си гуй» аналогичная ситуация: ван в одном из храмов в присутствии гун-цзу совершает обряд инвеституры, поручая Си Ши управлять уделом его предков [272, т. 6, с. 886].

Приведенные данные подтверждают предположение, что термины цзу и гун-цзу в начале Чжоу использовались — по заимствованной у Инь традиции — для обозначения кланов-корпораций типа воинских формирований. Есть основания полагать, что в ранних уделах такие корпоративные организации являли собой недифференцированные клановые структуры, возникавшие на основе сплетения еще неразветвленного конического клана правителя с близкородственными ему группами его сородичей-чжоусцев, «людей вана», откомандировывавшихся вместе с ним в момент создания нового удела. Весь этот привилегированный клан, естественно, должен был жить в укрепленном поселке и содержаться за счет труда общинников из числа этнически чуждого чжоусцам населения. В том, что именно такова была привычная для чжоусцев формула организации заново создававшегося удела, убеждают материалы включенной в «Ши цзин» песни «Сун гао» (№ 259). В ней идет речь о том, как на южных границах Цзунчжоу Сюань-ван. создает новый удел для его дяди по матери — Шэнь-бо, того самого, мятеж которого впоследствии в 771 г. до н. э. положил конец Западному Чжоу. Текст подробно повествует, как ван послал своего доверенного сановника Шао-гуна лично позаботиться о возведении крепости с дворцом и храмом, причем в качестве рефрена дважды повторена фраза о том, что местное население должно выплачивать своему новому главе десятину-чэ, предназначенную для его содержания [332а, т. 9, с. 1623—1626; 76, с. 392—394].

Как из материала этой песни, так и из приводившихся выше данных надписей о выделении раннечжоуских уделов явствует, что такие уделы структурно являли собой подразделения типа вторичных простых протогосударств-чифдом, по меньшей мере вначале. Вторичность их сводилась к моменту искусственного их создания на этнически гетерогенной основе в ходе завоевания, насильственного присоединения, а немногочисленность населения и элементарность административной связи (правитель с окружением — подданные) вполне соответствовали критериям именно простого чифдом с характерным для него господством клановых связей. Однако в конкретных условиях Чжоу с его развитой политической структурой молодого государства такое положение длилось не долго.

Суть происходивших в успешно развивавшихся уделах сдвигов заключалась прежде всего в этнической и политической консолидации, в ликвидации полукастовых корпораций и превращении искусственно созданного чифдом в обычное протогосударство достаточно развитого типа, во всяком случае знакомого с принципом конического клана. Конический клан в доме правителя удела, все гуще разветвлявшийся с каждым новым поколением, постепенно взрывал привычные рамки полукастовых кланов-корпораций типа гун-цзу и внедрялся в недра аморфно-сегментарной клановой структуры простых земледельцев-общинников, порождая феномен цзун-цзу.

Этот феномен обстоятельно исследован специалистами, в частности М. В. Крюковым, который отождествил его с кланом-патронимией, т. е. экзогамной группой иерархически соединенных родственных семей, связанных происхождением от общего предка [46, с. 76—96; 47, с. 205—215]. Вывод удовлетворителен для тех случаев, когда речь вполне очевидно идет о клановой родне, но не годится, когда вопрос стоит шире и говорится, скажем, об ополчении, т. е. практически обо всем населении удела. Едва ли можно ставить знак равенства между любым жителем удела и членом правящего клана. Нерасчлененность этих аспектов делает предложенную дефиницию неудовлетворительной и потому неприемлемой. Но почему же столь очевидное обстоятельство не было замечено и принято во внимание? Во всяком случае для тех значений цзун-Цзу (ополчение), когда оговорка явно требуется?

Возможно, здесь сыграл свою роль соблазн сблизить клановую структуру чжоусцев со столь хорошо изученной и столь во многом сходной с ней полинезийской. Сходство действительно есть, и немалое. Однако есть и различие. Оно в том, что на островах Полинезии процесс социально-политической интеграции шел в этнически почти стерильных условиях. Спонтанная эволюция небольшого коллектива родственников способствовала появлению большого клана (ramage), распадавшегося на субкланы и субсубкланы с соблюдением четкой иерархии клановых линий. Возникал структурно стройный и иерархически организованный коллектив, члены которого были родственны по отношению друг к другу (подробнее см. [236; 122]). В чжоуском Китае такой этнической стерильности не было. Зато тесный контакт и взаимопереплетение с иноэтническими группами в рамках каждого удела были реальным фактом. Неудивительно, что на передний план вышли иные формы интеграции, включая инкорпорирование и адаптацию за счет брачных связей, побратимства или включения чужаков в клановую структуру, возглавлявшуюся правителем удела, с последующей их полной идентификацией с правящим кланом. При этом по мере такого рода идентификации и консолидации, да еще в условиях сравнительно небольшого в начале Чжоу удела с численностью населения порядка нескольких сотен или немногих тысяч жителей, клановые связи типа цзун-цзу становились естественным костяком, скелетом, стержнем, определявшим социальную структуру общности и место в ней каждого.

Разумеется, по мере такой трансформации неизбежно изменялся облик клановых связей в уделе, а вместе с ним и терминология, что, в частности, отразилось в потере понятием гун- цзу его первоначально широкого значения «клан-дружина» и приобретении им более узкого смысла —«клан вана», включая родственников правителя по близким к нему клановым линиям. Именно в таком смысле термин использовался уже в надписях конца IX в. до н. э. «Фань Шэн гуй» и «Мао-гун дин», где гун-цзу в перечислении идет рядом с другими высшими должностями и административными категориями крупного удела ци-ши и да-ши [272, т. 6,. с. 133а, 135а]. Примерно в таком же смысле упомянуто это сочетание и в «Цзо чжуань» (2 г. Сюань-гуна) применительно к оценке событий VII в. до н. э. в Цзинь, связанных с вопросом о том, стоит ли давать высшие должности и самостоятельные уделы-кланы в царстве выходцам из семейно-клановой группы правителя, т. е. из его гун-цзу [313, т. 29,. с. 864].