Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

Первоначально военная мощь пограничных уделов явно была незначительной, а гарнизоны на местах могли лишь осуществлять некоторый контроль над окружавшей их периферией [162, с. 3] и, видимо, сдерживать нападения немногочисленных групп противника. В случае более серьезных конфликтов основная тяжесть борьбы приходилась на долю армий центра, к которым уделы лишь присоединяли свои воинские части. Так, в надписи «Бань гуй» ван приказывает Мао-гуну во главе армий направиться в поход к восточным границам Чжоу, а двум удельным правителям, У-бо и Люй-бо, помогать Мао-гуну своими силами соответственно с левого и правого флангов [272, т. 6, с. 206]. Возможно, что на долю пограничных уделов падала также и задача содержания армий центра в случае подобных экспедиций.

В самом начале Чжоу владельцы пограничных уделов не только осознавали свою слабость и зависимость от центра, от администрации и военной силы вана. Они также чувствовали себя, видимо, во враждебном либо во всяком случае в недружественном окружении гетерогенного населения, искусственно переселенного на их земли. И поэтому как их родственные связи, так и личные интересы диктовали необходимость сохранения связей с центром, полной лояльности вану [162, с. 3]. Сильный интегрирующий импульс, действовавший в том же направлении, проистекал и из внешней зоны, нечжоуские племена которой, проводившие активную и энергичную наступательную политику конфронтации с Чжоу, то и дело нападали на уделы [116, с. 194—195].

Естественно, что в таких условиях удельные правители не были и не могли быть строптивыми вассалами, претендующими на автономию и стремящимися к самостоятельности. Со своей стороны, и центр был заинтересован в сохранении тесных и прочных связей с уделами пограничной зоны, от боеспособности и боевой силы которых во многом зависели спокойствие и само существование Чжоу. Отсюда взаимные поездки, инспекции центра, подарки и подношения, пиры и ритуалы, которые сближали между собой вана и его вассалов и были эффективным средством интеграции, во всяком случае в начале Чжоу. Но так было сравнительно недолго.

В самой удельной структуре был заложен зародыш дезинтеграции. Географическая отдаленность от центра, порождавшийся опасностью извне, со стороны племен внешней зоны, постоянный и все возраставший внутренний интеграционный импульс в рамках всего удела, наконец, естественный процесс этнической консолидации местного населения с течением времени делали пограничные уделы все более цельными и крепкими. Внутренняя рознь сглаживалась, внутренние связи усиливались, а связи с центром ослабевали [162, с. 3]. Конечно, это не могло не беспокоить центр. Но преодолеть центробежные тенденции чжоуские ваны не могли — особенно когда на смену ярким личностям из числа первых правителей Чжоу пришли безликие, а то и вовсе проявлявшие признаки деградации преемники.

Когда в середине IX в. на престоле оказался Ли-ван, он попытался было восстановить прежние позиции центра, о чем свидетельствует его активная внешняя политика и, в частности, уже упоминавшийся визит к одному из влиятельнейших удельных властителей того времени — Э-хоу. И хотя исключительно высокий сакральный статус вана был неизмеримо выше статуса любого владельца удела, весь контекст их встречи свидетельствует о стремлении Ли-вана если не расположить могущественного вассала к себе, то хотя бы заручиться его лояльностью [272, т. 7, с. 1076]. Как уже упоминалось, визит не помог, и вскоре Э-хоу оказался во главе с трудом подавленного мятежа, открыто направленного против вана. В данном случае весьма показателен сам факт: удельный вассал чувствовал себя настолько прочно, что мог бросить открытый вызов вану.

В принципе в этом, казалось бы, нет ничего необычного, нечто похожее случалось и в Инь, где такому повороту событий способствовал эффект убывающей этнической солидарности, содействовавший укреплению автономии региональных подразделений и даже временным союзам их с племенами внешней зоны. Однако Чжоу складывалось хоть и на иньской основе, но в совершенно иных условиях этнической гетерогенности, которые требовали от правителей уделов максимальной сплоченности вокруг центра. Тем не менее процесс был аналогичен. Дело в том, что внутренняя консолидация раннечжоуских уделов вела как к ассимиляции и адаптации нечжоуского этнического большинства в них, так и к формальному отождествлению всего населения удела с его чжоуским правителем, включая и соответствующие изменения в именах и самоназваниях. В результате закладывались основы той самой этнической гомогенности (включая язык, культуру, верования, обычаи и т. п.), что была нормой в Шан-Инь. С одной стороны, это способствовало усилению центростремительного импульса, который вел к поддержанию авторитета вана даже в условиях ослабления его реальной власти. С другой стороны, порождало упомянутый эффект убывающей этнической солидарности, находивший свое конкретное выражение и в мятеже Э-хоу, и в открытом союзе вассалов с варварами внешней зоны, как то случилось в 771 г. до. н. э. в ходе выступления обиженного тестя Ю-вана, Шэнь-хоу, положившего конец Западному Чжоу.

Структурной основой процесса этнической консолидации в раннечжоуских уделах была, как то происходило и в Шан-Инь, эволюция клановых связей. Специально исследовавший этот вопрос Г. Крил обратил внимание на то, что в отличие от более поздней эпохи Чуньцю, когда в среде правящих верхов преобладали мощные аристократические кланы, фактически отождествлявшиеся с уделами, которые они возглавляли и которыми управляли, для западночжоуских администраторов более характерной была нуклеарная семья, тогда как большой клановой группы как политического фактора еще почти не было [116, с. 378—380]. Едва ли такой вывод полностью справедлив — конические кланы аристократов складывались и становились реальностью именно в Западном Чжоу. Но прав Г. Крил в том, что в описываемое время шел процесс их становления и что стартовый уровень заметно отличался от того, к чему пришло развитие клановых связей в Чжоу и особенно в чжоуских уделах ко времени Чуньцю (см. [24]). Как же протекал и на что опирался процесс эволюции клановых связей?

Раннечжоуские надписи типа инвеституры, равно как и аналогичные тексты «Цзо чжуань» о пожаловании уделов, дают основание предполагать, что первые владельцы уделов отправлялись в свои владения, не имея еще многочисленной близко-клановой родни. Упоминавшиеся в надписях группы «людей вана» были, видимо, скорее дружинами сородичей, нежели клановыми родственниками новых владельцев. Похоже на то, что на первых порах клановые связи преобладали в двух основных формах: в виде клана-корпорации для верхов и традиционных аморфно-сегментарных кланов для простолюдинов различных этнических групп, включенных в состав удела. Данных о клановой структуре общин практически нет, так что рассуждения на эту тему могут опираться только на факт перечислений в надписях о пожалованиях тех или иных групп и коллективов людей. Но материалы об аристократических кланах-корпорациях есть. Так, в надписи «Бань гуй», где говорится о походе Мао-гуна и предлагается двум другим удельным правителям, У-бо и Люй- бо, присоединиться к нему, упомянуто, что оба они должны выступить вместе с их цзу [272, т. 6, с. 206]. Из прямого смысла текста вытекает, что цзу — боевые подразделения, дружины, но едва ли есть серьезные основания сомневаться в том, что коллективы, о которых идет речь, были не только дружинами, но и кланами-корпорациями типа иньских «знамен»-цзу. Кланы-корпорации У-бо и Люй-бо как раз и состояли скорее всего из тех их сородичей-чжоусцев (включая и близких родственников), которые могли носить оружие и являли собой основу гарнизона и вообще военной силы удела.