Игорь Макаров - Выстрелы в Сараево [Кто начал большую войну?]

Драгутин Димитриевич, расстрелянный в 1917 году по приговору сербского военного суда начальник разведки, был главою не только разведки, но одним из главных организаторов сербской ирриденты (движение за освобождение сербов от австрийского ига). Его приготовления к покушению на австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда дошли, по-видимому, до сведения Пашича. Пашич, известив об этом других министров, дает приказ пограничным властям не пропускать заговорщиков на австрийскую территорию. Этот приказ найден был позже австрийцами, захватившими Сербию. Пограничники, связанные с террористической организацией, находившейся в конфликте с правительством Пашича, пропустили заговорщиков. Сербскому правительству оставалось или предоставить события их естественному развитию, или же предостеречь австрийское правительство, сообщив ему фамилии заговорщиков. На последнее сербское правительство не решилось, ибо это означало бросить вызов националистическому движению, которому оно сочувствовало, и террористическим организациям, которых боялось. Поэтому оно выбрало средний путь, наиболее опасный в подобных случаях, требующий большой решительности. Оно приказало сербскому послу в Вене предупредить австрийское правительство, что устройство маневров вблизи сербской границы [273] в момент сильного обострения международных отношений может привести к опаснейшим последствиям. Дальше этого сербское правительство не могло пойти, не подвергаясь опасности, что австрийское правительство заявит: скажите, что вы знаете конкретно? Назовите фамилии, вы, видно, их знаете! Центр антиавстрийского заговора находится в Белграде! Сербское правительство ограничилось намеками, которые австрийское правительство пропустило мимо ушей, считая, что его хотят запугать и что если Австрия откажется от маневров, это нанесет удар ее престижу [274].

Итак, Пашич и его семеро министров были посвящены в заговор. Но, как нам твердят со всех сторон, накануне Первой мировой войны этот, по выражению Троцкого, «непоколебимый выжидатель» был не первым, а вторым после Гартвига лицом в правительстве. Во всяком случае, без совета с русским посланником он уж точно не принимал важных решений. Если Пашичу стало известно о сербских камикадзе, отправившихся в Сараево по безумному заданию «Черной руки», то очевидно, что при всех возможных нюансах он не мог не посвятить Николая Генриховича в назревавшую драму. Совсем недавно с подтверждением того в российском журнале выступил Бранко Богданович, внучатый племянник одного из сараевских террористов Васо Чубриловича. Более того, из его слов вытекает, что Гартвиг мог по своим каналам узнать о планируемой акции:

Сербский премьер-министр Никола Пашич и русский посол в Сербии Николай Генрихович Гартвиг через свою агентуру узнали о подготовке покушения. Оба постарались предотвратить его и предупредили австрийцев [275].

Ясно, что в столь кризисной ситуации Пашич не мог не запросить у Гартвига надлежащего совета. Что же ему посоветовал и что же предпринял русский посланник? Разыграл втихую «свою партию» или все же доложил в Петербург о существовании заговора и практических приготовлениях к убийству? Марко (Божин Симич), пытавшийся выяснить эти обстоятельства, столкнулся с непреодолимой преградой:

Некая невидимая рука, которая в первые дни Октябрьской революции прошлась по Русскому Министерству Иностранных Дел, уничтожила или похитила все Гартвиговы депеши — с конца мая 1 914 года и до дня его смерти [276].

По моему же скромному разумению, сию документацию уничтожили не большевики (им бы эти бумаги очень сгодились для сведения счетов с царской дипломатией), а масоны Керенского после февральского переворота. С чего бы это министр иностранных дел М. И. Терещенко в июне 1917 года вдруг так озаботился спасением Аписа от расстрела? Шла война, своих жертв было с избытком… Обратите внимание: Пашича, инструктировал министр российского представителя при сербском дворе, нашедшем прибежище на острове Корфу, что «смертная казнь здесь, в сложившихся обстоятельствах, без сомнения, вызовет взрыв негодования, разъяренные нападки на Сербию, а может быть, и враждебные уличные демонстрации» [277]. Зачем потребовалась эта сознательная мистификация (кому в России было тогда до Аписа?) и что связывало Терещенко с «Черной рукой»?.. Масонская солидарность? Осмелюсь предположить: исчезновение донесений Гартвига связано с теми же причинами, что и позднейшая пропажа в США рукописей В. Н. Штрандмана (похищенных, как сейчас стало ясно, масонами).

Подводя итог, замечу, что под грузом неопровержимых фактов моя благая первоначальная концепция, в основу которой легла статья на «Видовдане», дает трещину. По ходу работы, перелопатив груды документального материала, я не без боли расстался с мифом о пламенном сербофиле «Хартвиче», жизнь положившим за други своя, денно и нощно маявшимся заботой о благе Отчизны. Весьма сложно определить его истинную роль в событиях мая-июня 1914 года; и чем больше сумрака, тем меньше доверия к этому сфинксу русской дипломатии. Там, в этом сумраке, сплелась какая-то авантюра с немыслимо жутким концом.

В результате Сараевского покушения Австрия и династия Габсбургов лишились разума и энергии человека — того единственного, кто мог ее вывести из маразма, до которого ее довел режим живого петрефакта, Франца Иосифа. Именно потому, что оказались обезглавленными, Австрия и венский Хофбург стремя голову ринулись в самоубийственную войну, а перед тем как она разразилась, историческая Немезида лишила жизни масона (можно ли поверить ?.. — И. М.) Гартвига, а немного позднее снесла голову и другому великому конспиратору — Димитриевичу «Апису» [278].

Немезида, как известно, это не только богиня мщения у древних греков, но и гипотетическая труднообнаружимая звезда. Своей теневой стороной Николай Гартвиг словно обращен к этой звезде.

В одной из своих повестей об известном террористе Борисе Савинкове, рассказывая, как тот вместе с Азефом в девятьсот седьмом или восьмом году готовил покушение на царя, писатель Дмитрий Жуков делает такую ремарку:

Они вызывают боевика Карповича. Советуются с М. А. Натансоном, от которого через шесть лет будут получать инструкции организаторы рокового для мира убийства в Сараеве [279].

Этот эпизод из жизни Натансона мог бы стать предметом самого пристального внимания историков Сараевского убийства, но, за исключением В. Дедиера, никто даже пальцем не пошевелил, чтобы докопаться до истины. Как говаривал дедушка Крылов, слона-то я и не приметил!.. А уж отечественным авторам это и вовсе непростительно, ибо Натансон был щедро обвешан эпитетами в революционной литературе, которая до перестройки выходила стотысячными тиражами. «Патриарх освободительного движения», «Марк мудрый», «Иван Калита русской революции» (так его величали «свои»), непременный участник партийных третейских судов… Достаточно сказать, что Плеханов всего лишь его ученик.